ведь есть кому пожаловаться на судьбу, поделиться горем и страхами: со мною, с бабушкой, с двумя-тремя подружками, которые весьма горазды подсказывать экстремальные советы по типу «вот я бы на твоем месте», на худой конец – с маленьким сынишкой от первого и пока единственного брака… А у меня, по какой-то прихоти судьбы, ни друзей, ни родных. Есть, правда, несколько приходящих возлюбленных, но и они, скорее всего, не загорятся идеей оборонять меня против НЛО и нечисти… и будут правы, не для того приходят…
– Ну!.. Кто там, чего ломитесь!?
Тишина в ответ, и скрежет смолк. Очередная жуть, продолжившаяся теперь уже на Васильевском, конечно же, напугала и удивила меня, однако – если можно так сказать – привычно удивила и напугала, словно бы мое сознание, поверив в собственную шизофрению, расщепилось на два автономных подраздела: один заставил меня пытливо посмотреть в дверной глазок, перед тем как выкрикивать вопросы в пустоту за дверью (прижал на мгновение лицо к глазку и тут же отпрянул!), а другой уныло констатировал: да, скрежет есть, за дверью пусто. Хотя… нет: там, внизу, на самом краю обзора, вроде бы какое-то пятно… которое темнее фона… Хоть бы лампочку на лестничной клетке вкрутили помощнее… Но здесь не ТСЖ и не управляющие компании, здесь пока районные коммунальные службы рулят…
После короткой заминки скрежет продолжился, но не от замочной скважины, как я сначала подумал, а намного ниже, на уровне пола, как раз оттуда, где мне почудилось темное пятно…
– Если ты… Эй, слышишь?.. Если ты… ну… та самая крыса с Серебристого, то лучше свали прочь, затопчу н-на хрен!
Молчание за дверью продолжилось, но скрежеты прекратились.
Когда в руке нож, когда ты нашел в себе наглость или мужество пойти угрозе навстречу, в данном случае – голос подать, пусть даже из-за двери, то и силы откуда-то берутся: руки потные, поджилки вибрируют, грудь аж сотрясается под ударами сердца, но ты готов воевать, сражаться, держать оборону и нападать – знать бы на кого!.. Плохо только, что «безумство храбрых» само боится ожидания и неизвестности: за дверью тишина, за дверным глазком пустота… и вся решимость красиво умереть в кровавой сече с ночными пришельцами потихонечку выпаривается из меня. Я несколько мгновений как бы колеблюсь – выскочить или не выскочить наружу, на этажную площадку, но в более глубинных помыслах отдаю себе нелицеприятный отчет по поводу личного героизма: фига с два я кому открою! Пролезут – буду махать ножом, а не пролезут… и ладно бы тогда, я не против. Стою вплотную к двери, дышу, подавляя мелкие стоны, а сам чувствую, что по ногам, особенно по правой ступне, словно бы мурашки онемения поползли, словно бы кровь там застоялась… или уходит… В тот жуткий час были на мне кеды-конверсы, ибо я еще накануне твердо решил не разуваться на ночь глядя… Короче говоря, я пыром справа пнул по низу двери, но – умеренно, силу экономя, ибо все-таки носки у кед мягкие, а дверь металлическая… Пнул, а сам опять вплотную к двери придвинулся – в глазок посмотреть.
– Сказано же – частная собственность, вход только по приглашениям! Топочи отсюда, мерзота! – Это я себя так выкриками подбадриваю, типа характер показываю…
Вдруг тусклый обзор из дверного глазка потух – словно бы на лестничной клетке вырубилось электричество… или кто-то снаружи стеклянный кругляшок залепил… Потом посветлело – а я все вглядываюсь, все пытаюсь что-то рассмотреть… Видимо, у страхов и ужасов тоже есть своя палитра, не менее богатая, чем все оттенки черноты на знаменитом квадрате Малевича. Разве что дурацкий этот квадрат мне по фигу, а нынешнее многообразие ужасов – вот-вот уже, еще чуть поднажать – обязательно превратит меня в сумасшедшего: либо в тихого «додика» на уровне медузы, либо в буйно помешанного… с густым запахом дерьма из штанов… Одним словом, картина Шишкина маслом: я смотрю в глазок, а с той стороны двери на меня уставилась крыса! Размером с невысокого человека, среднего женского роста! Черно-красное круглое око, редкие усы… такие… словно бы из толстых нейлоновых нитей…
Дальнейшие минут семь не помню – в обморок свалился, тут же, у дверей.
Очнулся – и первая мысль в башке: жив! Тут же вторая: сон! Третья была чуть посложнее и уже не столь энергичная: «Жив, все было наяву, нож…» – надо же, из руки не выпустил и умудрился не пораниться в падении! Время?.. Нет, погоди! Что там в глазке? Не залеплен вроде бы, светится… Времени сколько?.. К дребеням время, что в глазке?..
Зырнул в глазок – пусто за дверями. Фу-х. Вот теперь можно и на циферблат взглянуть: восемь… девять минут первого. Клёво: ночь только начинается, стало быть, я почти ничего интересного не пропустил… Сам храбрюсь, а сам, такой, в плотной тоске: всё бы кажется, отдал, деньги, квартиру, лишь бы выскочить живым из этого кошмара, чтобы никогда больше в него не возвращаться…
Пробуждение от обморока (в моем не очень богатом словарном багаже отсутствует иное определение этого послеобморочного состояния, когда ты уже очнулся, только что разлепил глаза, но все еще не до конца пришел в себя, так что – пусть пробуждение) добавило в мои кошмары наяву еще один милый штришок: я вдруг «понял», что за мною следят, что за спиною постоянно маячит кто-то посторонний-потусторонний… Невидимый, разумеется, поскольку ни внезапные оборачивания, ни попытки увидеть отражения или тени по потолку и полу успеха не принесли. Минут пятнадцать меня плющило так, что я готов был звонить в милицию и кричать им в трубку: дескать, приезжайте, спасайте!.. И по комнате кружился, и к стене прижимался, и светильники все зажег… Удержался все же, не кричал и никуда не позвонил… Потому, наверное, что ментов и санитаров я с детства привык бояться еще больше, чем призраков… Разве только Витьку-мента стремался по иной линии, совсем не ментовской. А крыс до недавнего времени я вообще не страшился… Правда, не были они столь огромны, как эта, у дверей.
В границы психической нормы, как это ни парадоксально, мне помогли вернуться два противоречащих друг другу фактора – новая порция ночного
