заведенный для этого полиэтиленовый пакет, в «грязное»… и возвращаюсь в прихожую, к зеркалу. Подхожу, вытягиваюсь в полный рост, гляжу на себя, на лицо, в глаза себе пристально смотрю.
Не знаю, обращал ли кто внимание на некие закономерности своего поведения перед зеркалом и особенности работы сознания при взгляде на отражение?
Зеркало почти всегда как бы опаздывает по сравнению с сознанием: человек, смотрящий в зеркало, всегда заранее, на долю секунды вперед, знает, что его двойник остановится, или поднимет руку, или начнет гримасничать, причесываться, завяжет галстук, поднесет тюбик помады к губам… Человек за всю свою предыдущую жизнь настолько привыкает к общению с зеркалом, этим неотъемлемым элементом домашнего обихода, и с собственным отражением в зеркале, что реагирует остро только на необычное, то есть на непредвиденное. Но сначала обязательно тупит. Ну например. Некто (любого пола, в любое время дня и года, предположим, весенним утром) смотрит в зеркало и чистит зубы. Жик, жик, бурл-бурл, жик-жик-жик, тени это под глазами или уже морщины? Давно пора волосы на висках подровнять… Прыщик… откуда он взялся, вчера еще не было?.. Человек, ежедневно по многу раз любуясь собою в зеркале, очень редко испытывает при этом восторг и удовольствие, чаще бубнит сердитым внутренним голосом, пеняет – на освещение, на вчерашние излишества, на неудачно выбранную косметику, на бритву, на возраст, на… И вдруг… МАМА ДОРОГАЯ… МАМОЧКА! За спиной что-то мелькнуло в проеме двери! А никого нет в квартире, никого не должно быть!!! Это потом уже выяснится, что всего лишь птичка в форточку залетела, или бабочка впорхнула, или даже чужая наглая кошка пришла познакомиться… Но главное – чудо произошло: зеркало внезапно проявило самостоятельность, показало то, что от него не ожидалось, – и вот вам целые озера эмоций! Потом недоразумение проясняется, острота ощущений тут же забывается, тупизна привычного опять при вас. Есть у феномена зеркала при его взаимодействии с человечеством и другая грань: зеркало видит в человеке одно, а показывает ему совсем другое. Но это уже из области корректирующего самообмана, и об этом, о защитных свойствах психики, как-нибудь позже поразмышляю…
Я смотрю на свое отражение в зеркале с тревожным любопытством, даже с затаенным страхом, а оно сверлит меня совсем-совсем иным взглядом… угрожающим. Мало того, в этой… палитре взора оно как бы самостоятельно! Я поднимаю, подношу к сердцу левую руку – и оно… он… не отставая ни на долю мгновения, поднимает правую. Я подпрыгнул – отражение делает все абсолютно то же и так же, но его лицо, но его взгляд… Я ловлю себя на остром желании сравнить это изображение с правильным, с зеркаль… Так это же и есть зеркало! Б-блин… действительно. Стою, смотрю. Впервые в жизни со мной приключился эмоциональный глюк такого рода, более похожий на шок: для того чтобы приблизить лицо к зеркалу, мне пришлось всерьез напрячься, преодолевая страх… где-то даже ужас перед собственным зеркальным двойником: глаза у него… как бы черные… грозные… с отливом в красное… Но приблизился, почти вплотную, – и так же медленно отодвинулся, я не трус. Опять поднял кисть левой руки на уровень плеча, помахал ею: приветик, типа… Отражение во всем вторит мне, послушно, синхронно, предсказуемо… А тревога не отпускает! Оно просто притворяется! Какого цвета у меня глаза? В интернате, когда время пришло этим интересоваться, мне отвечали невнятно либо однотипно: серо-буро-малиновые. Где-то так оно и было: то ли карие, то ли серые, то ли зеленоватые… в зависимости от освещения. А сейчас вижу четко: зеленые они у меня! Если верить отражению. Но какие-то темные… и со странным таким отливом… в бордовое… или в малиновое. Странно, да? Я тут же осмотрел указательный палец, куда меня та сварливая сволочь укусила… Следов нет.
– Чо уставился? У меня, братишка, взгляд не слабее твоего! Меня, блин, укусили – и теперь я превращаюсь. Как в фильме «Оборотень»!
Мой зеркальный двойник ухмыляется криво и ответно шевелит губами, но голос в квартире звучит один, только мой, без эха или иных каких удвоений. Мысль насчет превращения после укуса во что-то страшное и не мое – хороша, логична и где-то даже волнующа, но я всем своим испуганным естеством понимаю все же: нет! Нет, нет и нет – это точно, точнее и быть не может! Я ни во что инфернальное и потустороннее не превращаюсь, себя не теряю! Я… хм… странное во мне ощущение, суперстранное: с одной стороны, четко понимаю, что укус в мой палец мог повлиять на что-то и, наверное, повлиял – вон ведь как события покатились… Но не на меня, не на мою внутреннюю сущность. Я не только себя не теряю, но даже как бы наоборот…
– Не на меня влияет, понял?! И вообще я не вампир и не оборотень, я в зеркале отражаюсь!
Двойник мой сжал правую руку в кулак – а левая-то давно с кулаком наготове, уж я-то по себе знаю, только я правша, а не левша!..
Вот теперь вижу, что в зеркале я, Сева Кирпич, а не какой-то там… этот… ай, да не важно. И взгляд у двойника потеплел.
Вслед за внезапным испугом пришло, как ни странно, чувство иного рода, его можно было бы назвать уверенностью в себе, но я постеснялся этак определять. Да, перед самим собой – постеснялся. Привык по жизни, что не Джедай, не Илья Муромец и не академик Павлов…
Удалось заставить себя включить телевизор и посмотреть фильм.
Экран телевизора у меня нового формата, а фильм старый, 4:3, из-за этого у экрана телевизора справа и слева от картинки два прямоугольника, словно черные уши торчат. Фильм – откровенная дрянь, боевая камасутра: какой-то там азиатский учитель-кунфу учит какого-то азиатского кунфу-ученика стилю какого-то кунфу-дятла. Не все сразу получается у норовистого и несчастного юноши, изломанного событиями трудного детства, плюс постоянно вредят и строят козни азиатские злодеи-кунфу из какой-то конкурирующей школы… И если бы не спасительные рекламные врезки в фильм, уж не знаю, как бы я выдержал всю историю до финальных титров. Джеки Чан, орудуя в этом жанре, в свои кинематографические продукты жизнедеятельности хотя бы иронию добавлял.
Пришло время и привело полночь.
Я положил топор на пол, на середину большой комнаты. Думал, с топором под рукой будет спокойнее… Ошибся. Сначала я его на табуретке разместил,
