Отщепенец

«Страх, – писал Фердинанд Гюйс, преподаватель специнтерната «Лебедь», в статье о периметрах обороны ментала, – врождённое оружие эмпата. В первую очередь, это безусловный страх, естественная реакция на силовой прорыв или конфликтную ситуацию выше критического уровня. Безусловно-рефлекторный страх информационно не оформлен. Он отыскивает болевые, уязвимые точки агрессора, формирует необходимую систему образов, основываясь на жизненном опыте взломщика – и выводит нападающего из строя. Надо быть большим мастером, чтобы взломать защиту мощного эмпата. Но вдвое больше мастерства понадобится вам для того, чтобы справиться с ответным ужасом, который шарахнет по вам из всех орудий. Из ваших же собственных орудий, заметьте.»

– Ваш кофе, – голос Люси вывел Гюнтера из задумчивости. – Пейте, пока не остыл.

– Спасибо, Люси.

– Бутерброд? С сыром?

– Я не голоден. Может быть, позже.

– Вы никогда не бываете голодны. Вы умрёте от дистрофии, от общего упадка сил. А я буду страдать до конца моих дней. Бутерброд, да?

– Хорошо. Давайте ваш бутерброд.

Ещё одна часть игры: при виде Гюнтера в бездетной Люси пробуждались материнские чувства. Даже закрывшись от всего мира двойным периметром обороны – непременным условием социализации ментала – Гюнтер улавливал отголоски этих чувств.

– Что-то Марта задерживается, – Люси бросила взгляд на хроно-татуировку, украшавшую левое запястье женщины. – Непорядок. С другой стороны, вы сможете без помех допить кофе.

– И доесть бутерброд?

– Вы доели бы его, объявись здесь хоть легион Март! Уж об этом я бы позаботилась. Мне-то известно, чего вам стоит работать с безумной девчонкой. Вы в курсе, что она в вас влюблена?

Гюнтер пожал плечами.

– Ну да, разумеется, – Люси засмеялась. У неё был хороший смех: звонкий, живой. – Кого я спрашиваю? Я вот тоже в вас влюблена. Уловили?

– С первого дня.

– Вы женитесь на мне? Как честный человек? Не пугайтесь, доктор. Старуха не потащит вас в отдел регистрации браков. Я не ем мальчиков на завтрак. Мне просто нравится смотреть, как у вас краснеют уши.

Гюнтер вздохнул. Он мог воздвигнуть такую оборону, что наружу не проникло бы и сквознячка от его истинных эмоций. Но заставить уши не краснеть в минуты смущения – это было выше его сил.

На столике рядом с Люси брякнул стационарный коммуникатор. Вопреки ожиданиям, над ним не всплыла голосфера, и Люси пришлось склониться над аппаратом, чтобы прочесть написанное на крошечном мониторе.

– Марта отменяется, – с удивлением констатировала женщина. – Вас вызывают, аэромоб ждёт внизу, на стоянке. Пишут, что срочно.

– Куда это меня вызывают?

Люси смотрела на Гюнтера. Во взгляде её пряталось беспокойство.

– Научразы, доктор.

– Кто?!

Воображение мигом нарисовало компанию членистоногих монстров.

– Научная разведка. Вас вызывают в управление.

– Зачем?

– Понятия не имею. Ешьте бутерброд, машина обождёт.

Гюнтер сглотнул и едва не подавился.

III

– Олаф? Барбара?

– Николь?!

– Гюнтер! Сколько лет, сколько зим!

– Ты где? Как?

– Седрик? И ты здесь?!

– Ха, да тут все наши!

Его хлопали по плечам. Ему жали руку. Его наперебой о чём-то расспрашивали. Хлопать в ответ Гюнтер стеснялся, но руки пожимал с удовольствием. Улыбался направо и налево, отвечал впопад и невпопад. Когда Николь полезла обниматься, да ещё и ноги поджала, повиснув на долговязом кавалере Сандерсоне, уши Гюнтера вспыхнули парой коптящих факелов. Вокруг засмеялись, но совсем не обидно. Менталы умели прощать слабости друг друга. Силу менталы тоже умели прощать – случалось и такое.

– Да ты ничуть не изменился!