очень тонко чувствуют, на кого стоит смотреть, а на кого не стоит. Вероятно, из-за того что большую часть жизни Норико и ей подобные прожили среди людей, смотреть на которых опасно для жизни.
— А фамилию Фрэнка я так пока и не знаю. Как-то не было случая спросить, — словно невзначай проговорил я и заказал для Норико виски с содовой. Ей почти сразу же принесли заказ, и она со знанием дела принялась за свой «Wild Turkey».
— Фрэнк, может, назовешь нам свою фамилию? По случаю. Раз уж ты с девушкой знакомишься, чтобы по всем правилам…
Фрэнк насупился еще больше.
— Фамилию знать хотите? — пробормотал он.
— Кенжи, может, я вам мешаю? — С этими словами Норико попыталась уйти, но я удержал ее.
— Пожалуйста, не уходи, — вполголоса сказал я и умоляюще взглянул на нее.
— Маслоеда, — вдруг сказал Фрэнк.
От неожиданности мне даже показалось, что он вдруг заговорил по-японски. На всякий случай я переспросил:
— Чего-чего?
— Мас-ло-е-да, — медленно, по слогам сказал Фрэнк.
До встречи с Фрэнком я успел поработать в общей сложности, наверное, с парой сотен клиентов- американцев, но, разумеется, ни у кого из них не было такой фамилии.
— Познакомься, пожалуйста, это Маслоеда-сан, — сказал я Норико.
— Ты же сказал, что его Фрэнком зовут. — И Норико достала из кармана своей спортивной курточки красную пачку «Мальборо». Она курила, прикладываясь к стакану с виски после каждой затяжки.
— Фрэнк — это имя, вроде как Кенжи или Норико.
— Знаю-знаю, я ж не совсем идиотка. Вот Уитни — это тоже имя, а Хьюстон — фамилия, правильно?
— Угу. — Я решил сменить тему. — А как у тебя с работой?
— Не так чтобы очень. Зима все-таки. Холодно. Может, зайдете в наш клуб?
— Это от моего клиента зависит: захочет зайти — конечно, зайдем.
Фрэнк пристально смотрел на нас своим обычным, ничего не выражающим взглядом. Норико вела себя так, будто Фрэнка рядом с нами не было — ни разу не обратилась к нему, не посмотрела в его сторону.
— Это же иностранец. Мало ли чего он хочет. Главное, чтобы ты хотел. Его же обмануть раз плюнуть. Или ты своих клиентов не обманываешь?
— Не обманываю.
— Точно не обманываешь?
— Слушай, а чего это ты в такую рань пошла выпивать? Ты на сегодня уже закончила, что ли? В смысле, с работой.
— Да нет, какое там закончила. Просто мне эта работа уже осточертела. Может, закажешь мне еще виски?
— Закажу, конечно.
Людей в баре становилось все больше. Играл приятный гитарный джаз. Норико, в отличие от большинства своих ровесников, на удивление хорошо разбиралась в джазовой музыке. Она покачивала головой в такт басам или, вернее, их отзвукам, широкой волной идущим от стен и пола. Каждый раз, когда Норико встряхивала головой, ее длинные, выкрашенные в ржавый цвет волосы подрагивали и сквозь пряди плавно плыли струйки сигаретного дыма. На ее утонченном лице явно читалась усталость.
— Твоя подружка работает хостесс? — спросил Фрэнк.
— Нет, у нее такая же работа, как у твоего знакомого негра. — Я забыл, как по-английски «зазывала».
— Она очень красивая, — наклонившись ко мне, произнес Фрэнк.
Я перевел, и Норико впервые за все это время посмотрела на Фрэнка и сказала:
— Спасибо.
— Слышишь гитару? — вдруг обратился Фрэнк к Норико. — Это Кении Баррелл. В свое время вместе с ним довольно часто играл Данамо Маслоеда — был такой джазовый пианист. Он, правда, мало кому известен, да и особо талантливым его тоже не назовешь. Данамо был из болгар. Прадед его — еретик и колдун — принадлежал к мистической секте богомилов.
— Что этот иностранец говорит? — поинтересовалась Норико. Я, по возможности ничего не упуская, перевел ей слова Фрэнка.
— Значит, джаз-пианист получается однофамилец твоего иностранца, — сказала она и достала из пачки следующую сигарету. Фрэнк уже был наготове с зажженной спичкой.
— Домо, — поблагодарила по-японски Норико и тут же с улыбкой добавила по-английски: — Сэнкью.
Фрэнк, затушив спичку, повторил за ней по-японски: «Домо».
— Маг и чародей — это, что ли, как Дэвид Копперфильд? — спросила Норико.
— Его прадед был фокусником? — перевел я.
— Ноу, — односложно, но очень внушительно ответил Фрэнк и даже для пущей убедительности покачал головой. — Ты, наверное, и без меня знаешь, что, несмотря на запрет церкви, в Европе в Средние века процветали магические секты. Болгария была духовным центром, в который стекались маги изо всех соседних стран. Настоящие маги, а не фокусники или там трюкачи. Люди эти были сатанистами и служили не Богу, но дьяволу. Черпая силы в черной магии, сатанисты олицетворяли собой самого Сатану. Знаешь, Кенжи, мне кажется, что твоей знакомой эта сатанинская атмосфера очень даже бы понравилась. — С этими словами Фрэнк указал на Норико пальцем.
Он вообще с самого начала нашего разговора о магии и сатанистах заметно возбудился. Его лицо пошло красными пятнами, на глаза навернулись слезы, припухшие веки мелко подрагивали.
Вид Фрэнка с увлажненными глазами напомнил мне дохлого кота, на которого я однажды наткнулся на пустыре. Я был тогда совсем маленьким. Просто гулял на пустыре возле дома и случайно наступил на дохлого кота. Кот к тому времени уже порядком прогнил, поэтому, когда я на него наступил, его живот, в котором скопились газы, с треском лопнул. Кошачьи глаза вылезли из орбит, и один из них в результате прилип к подошве моего ботинка.
— Так вот, — продолжал Фрэнк, — эти ребята-сатанисты на самом деле интересовались сексом. Нестандартным — типа некрофилии, копрофилии и мужеложества. Вообще-то, все началось с крестоносцев, которые на подступах к Иерусалиму столкнулись с тайными мусульманскими сектами и переняли некоторые их традиции. Например, еще в четырнадцатом веке во время церемонии посвящения будущий крестоносец должен был поцеловать в зад кого-нибудь из высших чинов. Кенжи! Я уверен, что твоя подружка будет в восторге, если ты ей переведешь все, что я только что сказал. Знаешь, она смахивает на поклонницу «Роллинг Стоунз», а эти ребята, между прочим, тоже одно время увлекались сатанизмом.
Задача была не из легких, но я изо всех сил старался ничего не упустить при переводе.
— Да он совсем заврался, твой мистер, — выслушав все это, сказала Норико. — Мне абсолютно наплевать на сатанистов, только это играет никакой не Кении Баррелл. Скажи ему, что лучше бы он молчал и не позорился. Это же даже не семиструнная гитара. Только идиот мог перепутать Веса Монтгомери с Кении Барреллом. Спроси-ка у него, он вообще слышал хоть что-нибудь о Весе Монтгомери? — Она схватила Фрэнка за руку и проникновенно сказала ему: — Дяденька, вы полный придурок!
Я вкратце передал Фрэнку ее слова. Все то время, что я переводил, Норико внимательно вслушивалась. Когда я закончил, она вдруг набросилась на меня:
— Кенжи, ты что, охамел, что ли? Ты же не сказал ему, что он придурок! Уж поверь мне, я знаю, как будет «придурок» по-английски. Так что переводи как следует, если уже взялся за это дело.
— В английском есть несколько синонимов слова «придурок», — ответил я, но мой ответ ее нисколечко не удовлетворил.
Она мне не поверила. С якудзами всегда так. Они вообще никому не верят. И вовсе не по пьяни, а потому что, скажем, им тон собеседника не понравился или там манера поведения. Это уже вопрос чести. Я, правда, вел себя корректно, но Норико, наверное, углядела в моих словах насмешку. Это ужасно. Если она
