Клавдия придирчиво оглядела овцу и ногой толкнула створку ворот:
— К пятому сгружай. Направо, налево поворот, там полусфера.
— Полусфера, понял, — кивнул Романов.
— Лишнего не пущу, — женщина повернулась к Семену и сунула ему бумаги.
— Туда не лезь, — сказала она Романову. — Через узкоколейку, повернешь, до железного ангара, дальше спросишь. А то собирай потом эту дрянь за вами.
Романов притормозил перед воротами, и спиной почувствовал пристальный взгляд Семена. Одноглазая вахтерша строго продолжала:
— Лишнего оставляй и иди. Или зови Щур, она в седьмом.
Семен едва улыбаясь отвечал:
— Учебная тревога, замки кодовые открыли, одну тебя заело!
В седьмом, успел ухватить суть Романов, замечательно, значит, встреча с Ящером близка. Он выехал за ворота, и перед ним открылось столь бескрайнее пространство, что он тут же позабыл все повороты, полусферы и рельсы, о которых говорила привратница. Эта часть города никогда не интересовала Романова, поскольку Мироедовым нигде не упоминалась. Романов мысленно нарек ее Zavoda incognita. На горизонте виднелись одинокие коробки цехов, похожие на фигуры гигантского тетриса, хаотично вонзившиеся в землю.
Романов подъехал к приземистому, горбатому ангару, где находился седьмой цех, и, оставив погрузчик за углом, направился к двери, на которой поблескивал кодовый замок с погасшим экраном. Романов потянул ручку, и дверь послушно открылась.
Привыкнув к полутьме, он поднялся по длинной железной лестнице на мостки, идущие вдоль стен под самым куполом. Под мерный гул внизу ползли конвейеры с поблескивающими лентами плавленого стекла, но ни одного рабочего рядом не было. Все двигалось само собой, то ли бесконтрольно, то ли подчиняясь командам невидимого оператора. На скрытых в полумраке фермах темнели остатки старинных механизмов, массивных и ржавых, крюки для погрузки и огромные шестеренки, будто бы от гигантских часов. То и дело норовя оступиться, Романов спустился на уровень ниже. Он решил, что перепутал ангары и угодил в другой цех без малейших признаков жизни вообще и Александрии Петровны в частности. Найти бы обратную дорогу, опасливо подумал он, вглядываясь в полутемные лестничные пролеты под собой. К своему изумлению далеко внизу посреди ангара он различил стайку деревянных избушек. Романов зажмурился и снова посмотрел вниз. Избушки были на месте. Они выстроились вдоль конвеера и походили на требовательных рыбок, замерших у кромки пруда в ожидании корма.
Откуда здесь эта потемкинская деревня? Он спустился, подошел к чернеющему домику и погладил рукой бревенчатую стену — та была горячей. На двери поблескивал уже знакомый кодовый замок. Романов на удачу толкнул дверь и та без скрипа распахнулась.
Прежде чем шагнуть внутрь, Романов задержал дыхание, будто готовился нырнуть на глубину. Внутри помещение оказалось намного больше, чем выглядело снаружи. Темноту разбавляли рыжие проблески огня, плясавшие на стенах. Под ногами был земляной пол, сразу от порога уходящий широкими ступенями вниз. Воздух заполняли копоть и зыбкая пыль, в которых тонули все предметы, под потолком витал угарный дымок. Романов вздохнул, но тут же потерял сознание и провалился в черноту.
Он там лишнего не наговорил?
Мы прибыли сразу, сигнализация сработала. Говорить не мог, отрубился.
Романов очнулся в незнакомом кабинете полусидя в кресле с высокой спинкой. В голове гудело, в груди ощущались тяжесть и тошнота. Почти над самым ухом разговаривали двое. Романов узнал голос Александрии Петровны.
— Это ваш просчет, Семен, только ваш. Устроили тревогу из-за сомнительных подозрений, отключили замки, сняли проверенную смену, привезли каких-то недорослей. Оставили производство незащищенным!
— Сигнализации в гутах автономны, все под контролем, — низкий голос звучал успокаивающе.
— Как он вообще туда попал?! Секретная лаборатория называется! Олово может остыть! — Романову показалось, что голос Александрии Петровны дрогнул. — Как же вы могли так рисковать? Если цеха, работавшие в течение ста пятидесяти лет, встанут… Вам ли не знать, что это будет значить для города и к чему приведет! На кону судьбы людей.
— Я все беру на себя, — отвечал голос.
— Мне кажется, вы придумали себе теорию заговора…
— Нет, — отрезал собеседник. — Вы не хотите признать, что он вышел из-под контроля. День-другой и мы бы не справились с этим вашим особым сотрудником из вашей особой зеркальной лаборатории. Реагировать в таких случаях нужно сиюминутно и бескомпромиссно, — второй голос показался Романову знакомым. — Это бунт. И это предательство. И мы справились, завод в безопасности. К тому же мы сняли всего одну смену…
Романов открыл глаза, обнаружил закатанный рукав и след от укола. У окна стояли Александрия Петровна, облаченная в голубой халат, и тот самый угрюмый стекловар с проходной — Семен. Когда удалось сфокусировать взгляд, что получилось не сразу, Романов смог как следует разглядеть его: мягкие черты, большие круглые темные, как у лошади, глаза, щеки, будто припудренные тальком, узкая линия губ. Высокий ворот свитера придавал его облику солидность. Основательный, широплечий, он был самим воплощением хладнокровия и выдержки.
