— Семен, сопроводите Дмитрия Сергеевича к выходу. Чем быстрее он покинет территорию завода, тем лучше. Для всех.
— Где здесь выход? — буркнул Романов Семену, когда они вышли в огромный светлый цех, по которому, тихо переговариваясь, сновали рабочие в синих комбинезонах. Вокруг слышался ровный гул, как будто в помещении трудится рой пчел.
— Надевай, может, налезет, — сказал Семен и кинул Романову запечатанный пакет. — Здесь режим чистоты. Сюда ты проник на транспорте, как я заметил. На выход придется ножками — на прощанье пешая экскурсия через три цеха.
Романов разорвал пакет и обнаружил там защитную маску, синий халат, и бахилы. Он нехотя втиснулся в халат и покачнулся, нагибаясь к ботинкам. Голова была не на месте, его мутило.
Все то время, пока они шли через длинные галереи с грязными стеклами, Семен молчал. Невозмутимое спокойствие этого викинга в свитере начало понемногу раздражать Романова.
— Интересная экскурсия у вас, Семен, получается, вам бы гидом работать, умеете увлечь слушателя, — сказал Романов, когда они прошли сквозь еще один коридор, освещаемый то и дело вспыхивающими красными аварийными лампами, и вышли в очередной цех. Ответа не последовало.
— А ладно, не беспокойтесь, Семен, я проведу ее сам. У вас тут так все здорово и логично продумано. Посмотрите налево, — бросил Романов по пути вдоль конвеерной ленты. По ней двигалась сероватая масса, похожая на смесь песка и пепла. Романов подхватил горсть порошка и растер его в пальцах.
— Мммм, что вы сюда подмешиваете? Сами употребляете? — он сделал вид, что пытается попробовать смесь на вкус. — Экскурсия продолжается, друзья, перед вами зола, которую завод производит в промышленных масштабах. А зола — это царица всякого огорода. Между прочим, многие считают, что зола — это пепел. Кстати, он пригоден для посыпания голов, демонстрация в кабинете у Александрии Петровны. Покупайте нашу золу!
— Это шихта, — пояснил Семен. — Смесь для будущего стекла.
— Товаа-а-рищи, — протянул Романов, — да это же шихта. Добрый день! — он театрально поклонился. — Прошу в следующий зал.
Ему почему-то до смерти захотелось вывести Семена из себя. Они прошли дальше, и перед Романовым открылось завораживающее зрелище. В широкую блестящую металлическую реку стекал вязкий прозрачный мед, заполнял ее до краев, и медленно уплывал куда-то вперед. Романову показалось, что можно дотронуться до меда пальцами и увидеть, как из него потянутся длинные нити. Он двинулся в сторону потока, но услышал за спиной голос Семена:
— Без рук останешься, это олово. Поверх него — раскаленный материал.
— Здесь мы переливаем расплавленное стекло из пустого в порожнее, — не унимался Романов. Он понимал, что ведет себя как расшалившийся ребенок, что каждая следующая фраза вызывает в нем все больше стыда, но остановиться не мог — то ли из-за молчаливого спокойствия Семена, то ли из-за коньяка, то ли из-за угарного газа, то ли из-за оскорбительных слов Александрии Петровны.
Семен легко отстранил его от ленты и посмотрел на Романова, наклонив голову, будто наблюдая за непослушным щенком.
— Ухожу, ухожу! — вскинул руки Романов. — Мы с вами на опасном производстве, товарищи! Стекло, как известно, не только весьма прозрачное, но и слегка твердое. В этом цеху производится уникальная продукция — небьющиеся стаканы для поезда Питер — Воркута, которые не раз брали призы на стеклобойных ярмарках.
— Можно и так сказать, — невозмутимо прокомментировал Семен. — Но правильно — обратный каток, переплавка стеклобоя.
— Каток! В середине мая, забота о здоровье коллектива! — подхватил Романов. — Коньки вы можете получить в соседнем помещении у директора катка Александрии Петровны. Только без регистрации у Милонаса она вам их не отдаст!
— Коньяк, я вижу, хороший, — спокойно сказал Семен и отвернулся.
Они поднялись через галерею наверх и двинулись в полутьме по высоким мосткам. Романов снова увидел стайку знакомых деревянных домиков на дне огромного цеха. Он начал было иссякать в своей неуемной клоунаде, но тут ощутил прилив новых сил.
— Мы вернулись к началу нашей экспозиции, друзья. Внимание, деревня Кукуево, в каждой из этих бревенчатых колыбелей растет боевая смена. Александрия Петровна — наше все, но оно уже не справляется — возраст, колени, остеохондроз, — Романов удрученно покачал головой. — И мы выращиваем по одной Александрии Петровне на каждый день недели — не устают, не портятся, оберегают город вечно! — Романов пригнулся и зашептал. — Не шумите, маленькие розовые Александрии Петровны уже проклюнулись и теперь находятся под присмотром добрых кормилиц.
— Я бы на твоем месте здесь помолчал, — хмуро проговорил Семен.
— Но я же веду экскурсию, освещаю тьму незнания!
Я хочу…
— Слова в этом цеху дорого стоят, — перебил его Семен, и Романов увидел наконец, что тот напряжен и сосредоточен.
— А где касса, вы мелочь принимаете? — передразнил его Романов.
— Ты что, совсем не понимаешь, где находишься? — Семен сощурился.
— Что вы носитесь со своей стеклянной продукцией, — Романов был рад, что ему удалось задеть непроницаемого Семена. — Подстаканники простаивают? Да все это не стоит и кирпича тех домов, которые снесла ваша гидра два дня назад!
