Он вдруг раскатисто рассмеялся:
— А впрочем, какая разница, мы свой порядок установим. Всё здесь переворошим, всё!
— Прессу на какое время вызываем? — быстро спросила Воробей, продолжая строчить, не поднимая глаз.
— Какую еще прессу? Куда? Зачем? — удивился Романов.
Воробей посмотрела на него с недоверием.
— Проинформировать население, осветить событие и дать верное толкование, — протараторила она, будто маленький телеграф отбивал телеграмму. — Электорат сложный, суеверный и отчаявшийся, необходимы связи… — Она помедлила, пытаясь угадать настроение Романова. — С лидерами мнений, — с легкой вопросительной интонацией закончила она, глядя в непроницаемое лицо Романова.
«А она, между прочим, права», — отметил про себя Романов. Об этой стороне дела он совершенно не подумал.
— Пока отложим на сутки. Нужно начать, прежде чем что-то там освещать. Приступайте к оформлению, после отпущу вас отдыхать. И вот еще.
Он взял со стола лист бумаги, сделал быстрый набросок:
— За центральной площадью справа есть проходной двор, там в углу, листвой завалено, — он сложил и передал листок Воробью. — Я хочу, чтобы этот предмет принесли сюда.
Когда Воробей закрыла дверь, он прошелся по кабинету, потянулся, взял со стола рассыпающийся в руке капустный пирог и жадно съел его. Кофе в термосе уже остыл, но он выпил две чашки разом. «Сейчас привезут документы и начнется самое интересное, — потер руки Романов, — а пока подождем». Он прошел в комнатку отдыха и, не включая света, завалился на диван. Усталое тело благодарно отозвалось, он на несколько секунд прикрыл глаза и тут же провалился в сон.
Проснулся Романов от глухих ритмичных ударов за стеной. На улице было светло, спросонья ему даже почудилось, что кто-то пытается взять штурмом его каморку, тараня дверь бревном. Он вскочил и толкнул дверцу, но та не поддавалась. Романов еще раз подергал ручку, повозился с замком, а потом с силой двинул дверь плечом. Снаружи что-то с шорохом тяжело отъехало. В щель Романов увидел, как посреди кабинета грузного вида мужик в синей робе и ужасающе грязных сапожищах разгружает тележку со стопкой картонных коробок, не особенно церемонясь с ними. Жирная коричневая глина стекала с подошв на его ковер.
— Послушайте, любезный! — крикнул ему сквозь проем Романов. — Вы бы вытирали ноги, когда в помещение входите! Почему без доклада, кто вас пустил? И что вы здесь?.. — Романов протиснулся в кабинет и увидел, что комната заставлена высоченными рядами коробок, архивными картотечными ящиками и горой разномастных папок. По углам громоздились перевязанные крест-накрест стопки печатных листов, на подоконниках разместились желтеющие газетные пачки, а его стол завален длинными рулонами, по всей видимости картами. Страшный сон вместо сбывшейся мечты, мелькнуло у Романова.
— Вот ваши бумаги, раз вам так горит, а за людьми я бегать не нанимался! — отозвался мужик и ухнул очередную пыльную коробку на блестящий стол заседаний. — И архивариуса я вашего за одно место держать не буду! — рявкнул он.
— На пол, на пол ставьте! Что с архивариусом? — спросил Романов. Помощь Беган-Богацкого ему точно не помешала бы.
— Я с ним по-хорошему, а он кусаться, — обиженно сообщил мужик и поднял вверх замотанный платком указательный палец. — Историческая находка, созывай, говорит, сенсацию! — мужик махнул рукой. — Я вам тут кто, по-вашему? Сами ловите его по подвалам, — он толкнул скрипнувшую тележку и протопал к выходу, оставляя грязные следы.
Романов обвел глазами картонно-бумажный лес. Никакой системы в этом изобилии не наблюдалось. Завалить меня хотели, но мы еще посмотрим кто кого, упрямо подумал он. Старика ждать не приходится, значит, разберемся сами — надо лишь найти среди этой руды пару-тройку драгоценных листков с рецептурой стекла. «Десять лет в пыльных холодных архивных подвалах — это тебе не в роскошном кабинете с кофе и душем», — усмехнулся он. Последовательность действий виделась далеко вперед, каждый следующий рубеж весело сообщал о себе отбивкой звонка, как в кассовом аппарате. Он открыл наугад первую коробку, там оказались заполненные регистрационные бланки. Среди прочих мелькнула фотография Воробья, и он, не сдержавшись, с любопытством прочел ее карточку. Девочка, миленькая, ну и выбрала ты себе желание! Провести бы с тобой разъяснительную беседу, да жизнь сама справится с этим делом. Он вытащил карточку с незнакомым вытянутым лицом и поморщился, прочитав. Нет-нет, это невыносимая глупость, не сейчас. Перед сном он почитает обо всех и сделает соответствующие пометки.
Когда Романов аккуратно отодвинул бесполезные коробки, а к столу переставил стопки папок с отчетами рецептурного отдела завода и архив планов городской застройки, в окне показалась лохматая голова Кирпичика.
— Доброе утро, — негромко сказала голова.
— Ты откуда еще? — недовольно спросил Романов, сосредоточенно просматривая первую папку.
— Я снизу. На проходной не пускают, через дыру в заборе лез. Вас Степан Богданович просит срочно приехать. Вечером праздник, говорит, вы должны увидеть сами нечто «сугубо важное», — Кирпичик перегнулся через подоконник и ухватил кусок подсохшей уже коврижки со стола, обрушив пару газетных пачек.
— Все сугубо важное сейчас здесь. Не до праздников, — буркнул Романов, не поднимая глаз. — Не хочет помогать, так пусть хоть не мешает, —
