очистить помещение. И с какой скоростью.
Она надеялась, что Валера примется ей помогать. Но не тут-то было. Помогал он только посторонним, причем бабам со своей работы. Вешал полки. Приходил домой угостившись.
– Телевидение? – глупо сказал Валера и стал обтряхиваться. – Я упал же!
– Как упал? С дуба? – спросила баба Лена.
– Как упал? Это ты меня послала, а я на твоем компоте подсклизнулся! – как можно тише объяснил Валера. – Со всей силы ёкнулся! А я тебя только спросил, почему с землей и соленый компот. И пролил маленько, плеснул, типа того… Ты меня послала, а я ногой так… В лужу попал, типа. Упал, очнулся – я в «Скорой помощи». Спрашиваю, куда меня везут, отвечают, на рентген. Выгрузили и уехали, елки. Вместо рентгена ты сидишь.
– Во-первых, я не варила никакого компота. Я только бульон успела. А за мной приехали без пятнадцати десять! И сюда привезли! Ты же пришел, как всегда, в полдвенадцатого с работы. Хотя заканчиваешь в девять.
– Так пока смену сдашь… – привычно возразил Валера. – А ты же компот сварила… Из моркови… Но по вкусу как морская вода, у! Морковь варила нечищенную… В земле всю… Ты-то мне сказала «не хочешь компотику», я и махнул кружку… Соленой грязи твоей.
– Я что, с ума бы сошла?
– Не понимаю, – сказал зять. – Я пришел… В доме все кверху дном. Везде кожура с потолка свисает… Ты на полу сидишь пьяная… Гарью пахнет. Кузя занавеску поджигает… Прям не знаю. Я у него спички отобрал, он в меня плюнулся…
– Это была не я. Валера! Когда это я пила? Совсем на своей работе глаза залил! Ваш пропуск!
– Ты! Ты это была!
– Кузя причем никогда бы в тебя не плюнул, ты что! Он мальчик хороший! Не в отца пошел! И он бы ни за что не поджег занавеску! Это тебе привиделось, Валера! С пьяных глаз и не то может померещиться! Надо, надо тебе закодироваться. У Таньки на работе директор закодировался, а уважаемый человек, не чета другим, которые только могут что пропуска проверять.
– Дура, – привычно отвечал Валера.
– Вот ты себя показываешь во всей своей красоте, ай-яй-яй! – значительно сказала баба Лена. – Уймись, Валерий! Нас снимают, – без усилия кидая очередную елку, важно произнесла она, – нас смотрит вся страна и мир. У нас задание – очистить это помещение, собрать в кучку.
– С какого это переполоха снимают? – вылупившись, произнес Валера.
– Ти-ше! За нами видеонаблюдение. Носи елки.
– Сама носи! – приглушенно завопил Валера. – Я же упал! «Скорую» вызвали! Я же больной, елки!
– На голову? То есть… у тебя сотрясение, что ли?
Валера подумал:
– Не помню. Упал, очнулся… До гипса даже не довезли.
– Ну помогай потихонечку, а то неудобно перед народом.
Валера понуро поддержал елку, которую несла баба Лена, за тонкую верхушку.
Как всегда, все его действия вызвали у бабы Лены гнев. Но, как всегда, она постаралась сдержаться.
– Ты что, вообще, Валерочка, – без выражения сказала она. – Народ смотрит. Твои с работы… Вы же все время телевизор не выключаете там у себя. Круглые сутки ведь. Твои глядят и смеются.
Тут он побагровел (видимо, представил, как над ним потешаются сменщики и начальство, собравшись вокруг экрана):
– А я что, нанимался вкалывать на лесоповале?
– Как бы, Валера. Это все искусственное. Легкое. Пластик. Носи, помогай.
И она на всякий случай добавила:
– Нас освободят, если мы все это соберем в единую кучу.
Тут Валера совершил неожиданное: он отошел в сторону и лег со словами:
– Я после ночи же.
Лег прямо на пыльную, горелую какую-то труху. И закрыл глазки.
Баба Лена возмутилась:
– Да? А я потом с тебя все снимай да стирай? Нет уж. Ляжешь на картонку. Идем.
Он с трудом поднялся, глаза его слипались. Больной, что ли?
Баба Лена отвела его к тому месту, где оставила свой полусложенный шалаш, указала, где подстилка, запустила туда зятя и загородила листами картона. Очень быстро из-за тонких стенок понесся заливистый храп. Баба Лена почувствовала себя при деле.
Было о ком заботиться.
Таская елки, она вдруг подумала: интересно, почему Валера не заметил этого гигантского белого яйца? Баба Лена его не закрыла еще и на одну
