Цвет жизни

— Я бы хотела дать отвод номеру десять, — говорит Одетт. — Тому, кто указал, что черный человек не может рассчитывать на хорошую работу и тем более на справедливый суд.

— Не возражаю, — отвечаю я. — Я бы хотела дать отвод присяжному номер восемь, чья дочь была изнасилована черным мужчиной.

— Не возражаю, — говорит Одетт.

Мы отклонили мужчину с умирающей женой, мать с больным ребенком и мужчину, единственного кормильца семьи из шестерых человек, начальник которого пригрозил его уволить, если он неделю не будет выходить на работу.

— Я бы хотела дать отвод присяжному номер двенадцать, — говорю я.

— Нет, — решительно произносит Одетт.

Судья Тандер хмурится и смотрит на меня:

— Вы не назвали оснований для отвода, адвокат.

— Она расистка, — объясняю я, но это звучит смешно даже для меня самой.

Женщина учит чернокожих детей и клялась, что у нее нет предрассудков. И все же я знаю, что она не лишена скрытой пристрастности, на это мне указала ее реакция на Говарда и то, как она нервно покручивала кольцо на пальце. Однако если я стану объяснять наш маленький эксперимент Одетт или судье, у меня могут быть большие неприятности.

Я знаю, вызывать ее для дальнейшего опроса бессмысленно. И это означает, что либо я буду вынуждена принять ее в качестве присяжного, либо мне придется использовать первый безапелляционный отвод.

Одетт использовала два отвода — один против медсестры, второй против общественного деятеля, который признался, что может найти несправедливость в чем угодно. Я отказала женщине, которая потеряла новорожденного ребенка, мужчине, подавшему в суд на больницу за халатность, и парню, который, как мне известно, — спасибо Говарду и «Фейсбуку»! — ездил на музыкальный фестиваль движения «Власть белых».

Говард наклоняется за спиной Рут и шепчет мне на ухо:

— Используй отвод. С ней будет беда, даже если она сама этого не хочет.

— Адвокат, — требовательно спрашивает судья, — мы все приглашены на ваши маленькие тайные переговоры?

— Простите, Ваша честь. Одну секунду, я переговорю со своим помощником. — Я поворачиваюсь к Говарду. — Я не могу. У нас впереди еще восемьдесят шесть присяжных и всего четыре отвода. Может, со следующей группой сюда войдет сам Дьявол. — Я встречаюсь с ним взглядом. — Ты прав. Она необъективна. Но сама она не думает, что необъективна, и не хочет показаться такой. Так что, возможно — всего лишь возможно! — это сыграет нам на руку.

Говард смотрит на меня. Я вижу, что ему очень хочется что-то сказать, но он просто кивает.

— Ты босс, — говорит он.

— Мы принимаем присяжного номер двенадцать, — сообщаю я судье.

— Я хочу дать отвод присяжному номер два, — продолжает Одетт.

Это мой черный охранник, моя идеальная десятка. Одетт знает это, именно поэтому и готова использовать против него безапелляционный отвод. Но я вскакиваю еще до того, как она успевает закончить фразу.

— Ваша честь, можно подойти? — Мы подходим к скамье. — Судья, — говорю я, — это вопиющее нарушение Бэтсона.

Джеймс Бэтсон был афроамериканцем, которого в Кентукки за кражу со взломом судило жюри, состоящее из одних белых. В ходе допроса кандидатов в присяжные прокурор использовал безапелляционный отвод против шести потенциальных кандидатов, четверо из которых были черными. Защита пыталась отстранить присяжных на том основании, что Бэтсон был судим нерепрезентативной выборкой из сообщества, но судья отказал ему, и Бэтсона признали виновным. В 1986 году Верховный суд вынес решение в пользу Бэтсона, заявив, что использование обвинителем безапелляционных отводов в уголовном деле не может основываться исключительно на расовом факторе.

С тех пор каждый раз, когда из жюри исключают черного, любой уважающий себя адвокат восклицает: «Бэтсон!»

— Ваша честь, — продолжаю я, — шестая поправка гарантирует обвиняемому право быть судимым присяжными того штата, где было совершено преступление.

— Спасибо, госпожа Маккуорри, я хорошо знаю, о чем говорится в шестой поправке.

— Я имела в виду совсем другое. Нью-Хейвен — очень разнородный округ, и жюри присяжных должно отображать эту разнородность, а сейчас это единственный черный среди четырнадцати кандидатов.

— Это что, шутка? — говорит Одетт. — Ты говоришь, что я расистка?

— Нет, я говорю, что тебе намного проще собрать жюри, выгодное обвинению, и не быть в этом уличенной из-за твоей расы.

Судья обращается к Одетт:

— Какова причина для отвода?