заколебалось, вспыхнуло и разбегающимися бенгальскими огнями осыпалось на землю. Ровно вокруг того места, где на яркой сочной траве альпийского склона в виду монастыря и белеющей ступы расположилась наша компания.
– Не обижай нашего бухгалтера, – нежно дотронулся Йинегве Воопоп до литераторского плеча и с ласковой улыбкой уставился в чистые небеса, где только легкая отлетающая дымка могла напомнить о случившемся.
– Едем дас зайне, как говаривали в этих местах в недавние времена, но совсем в другом смысле, – бухгалтер легко потянулся.
Вверху парила ослепительно белая птица. Она что-то выглядывала внизу. Сложив крылья, каплей рухнула вниз и на значительном расстоянии от компании подхватила что-то с земли – волокнистое, мелкое, едва заметное волосатоподобное. Поднялась в высоту, постояла и снова упала. Она проделала этот маневр многократно, своими падениями описав вокруг приятелей достаточно широкую окружность.
Литератор перевернулся на спину и уставился в ослепительное, но не обжигающее глаза тибетское небо.
– Понимаешь, Ренат, – шептала сестра, приблизив к нему свое широкое в небольших оспинках лицо и уставясь прямо в глаза. – У нас у всех, особенно по мужской линии, слабые сосуды. Энергия впитывается в кровь и несется с диким ускорением. Она прямо как наждаком срезает тонкие внутренние слои. Хочет освободиться, стать чистым вороном. Но тогда не будет шамана. Тогда она будет гулять сама по себе и от нее никакой пользы. Даже вред и губительный разрешительный эффект. Наш род шаманов сдерживает ее, преобразуя в антропоморфную целительную транспортную силу. Оттого и разрушаются сосуды. Так что поосторожнее, – она говорила каким-то полунаучным, полуэзотерическим языком.
– Послушай, – утомленно отвечал Ренат. – Ты же умная: – он хотел сказать «немолодая», но удержался, – опытная, образованная, интеллигентная, европейская женщина. Университет кончила. Защитилась. Живешь в осмысленной западной стране.
Сестра чуть отодвигалась от него. Ее глаза по-прежнему горели неугасимым огнем.
– При чем тут образование? Я тебе говорю о подлинной реальности. Ее не подделать и не сымитировать. Следи за собой. Это дело опасное.
И уезжала назад в недальнюю Венгрию к мужу и детям, совсем не ведавшим про подобного рода нелепости и мистические российско-татарские неуловимости. Хотя, отчего же нелепости?
За дальним столом опять образовалась та же самая компания и снова вопросительно уставилась на наших приятелей.
– Вернулись, – невозмутимо прокомментировал приятель.
– Так вот, я их вижу до малейшей подробности. И слышу. Он прямо остолбенел и потемнел. Вернее, вокруг них обоих яркость убрали. Как будто даже некий черный мерцающий контур обведен. То исчезает, то возникает снова. С периодичностью где-то в полторы секунды – ну, та генеральная периодичность. Они меня не видят, а я прямо вывернул шею, уставясь на них.
Смеркалось. От близкой реки донеслось сыроватое дуновение. Очевидно, вода значительно поднялась. Порывы ветра сдували верхнюю пленку и, смешав с прохладным воздухом в виде туманных обрывков и густой взвеси мелких водяных капель, доносили до кафе. Ренат поежился. Туман, пролетая над соседними людишками, как бы облепил их контуры.
– Он бормочет: – Сейчас, подожди. – Не напрягайся, – тихо отвечает она и странно утончается. – Нельзя форсировать. Все само должно, – можно подумать, какой-то там эротический лепет. Ничего подобного. Стоят как застывшие. Только чуть подрагивают. Он отвечает: – Только одно преобразование, понимаешь, ему осталось только одно преобразование! – Я же тогда ничего не понимал. Присмотрелся, а у них у обоих руки до локтей почернели. В это время он так быстро оглянулся на меня. Мне стало неудобно, и я ушел в комнату.
Ренат развел руками.
За дальним столом этот жест восприняли почему-то с энтузиазмом. Откинулись на спинки кресел, заулыбались, замахали руками.
– Ишь какие, – усмехнулся собеседник, подбородком поведя в сторону странной компании. – Мой сосед, такой же алкаш. С Демоном общается. Перепил и общался. Говорит, сидел на кухне, поднял глаза, а напротив – Демон. Серый весь, лицо помято, и несет от него перегретой гнилостью. Хотя, конечно, с перепою во рту такая пакость, что никакой Демон с этим не сравнится. Сосед, значит, смотрел, смотрел, да и креститься с перепуга начал. Так-то он, конечно, ни в какой религии ни уха ни рыла. Но инстинкт! Историческая память! Демон спрашивает: – Ты что? – Крещусь. – Зачем? – Хуй его знает? – Прошу тебя, не надо, – и в голосе какая-то беспомощность даже. Сосед это отметил. Пьян, пьян, а соображает. А чего? Просто, блядь, крещусь. – Не надо, – и сам руку даже тянет остановить. Но тот уже оторвался пальцами от правого плеча и ведет к левому. Демон и говорит: – Вот, не могу. Уже третий уровень! – и ручка его такая серенькая, уменьшающаяся, жалобно так по-старчески подрагивает. Потом глядит, а Демона и нет.
– Третий уровень, говоришь? – произнес Ренат. Неожиданно резко скинул ноги с соседнего стола, встал и решительно направился к тревожащей его группе трудно определяемых людей. Приятель не успел удержать его и теперь встревоженно следил за ним. Хотя, по сравнению с тощими, испитыми и неуверенными в своих движениях обитателями дальнего стола, Ренат выглядел могучим, прямо неодолимым. Его невысокая квадратная фигура на кривоватых мощных ногах почти полностью заслоняла их.
За Рената беспокоиться вроде бы не приходилось. Хотя, кто их знает. Так вот выхватят из рукава небольшую узкую заточку да всадят в бок – вполне достаточно. Никакое здоровье и мышечная масса не помогут. А то достанут каждый по пистолету и стрелять примутся, укладывая всех случайно попавшихся и проходящих – тех же теток с детишками. Только:
– Сеня! Сеня!
