Монстры

все это просто усталостью, перегрузкой на колхозных полях и параллельно на собственном пригородном участке, огороде, иногда объясняла это как следствие тяжелого алкоголизма, да и собственной склонностью к выпивке

                 Так вот
                 Однажды ранним утречком
                 Чудная новость мчится ей
                 Что ночью волк с волчицею
                 Соседского ребеночка
                 Разорвали

Ужас, ужас ее обуял, заметалась она, вскрикивая: Ой! Ой! Ой – ой, что же это! Какую-то вину собственную неясную чувствует и что-то очень смутное, копошащееся, чуть-чуть лохматое, но не очень

                 И что-то очень смутное
                 В ответ
                 В уме ее проносится
                 Как будто стук предутренний
                 И холод в переносице

Резкий такой холод, как удар нашатыря, когда лежала она под утро разомлевшая, отпущенная кошмарами ночными, теплая, белая, дебелая, укрытая по самый нос ватным цветным, лоскутным одеялом в жаркой, душной комнате, и вдруг кто-то словно (со сна и не понятькто и что) открыл дверь в морозную, сверкающую снегом предутреннюю слабеющую ночь, и резкий порыв жестокого холода ударил в незащищенное лицо – все так смутно вспоминалось

                 Ну, ладно
                 В деревне ружья все берут
                 Охотники ведь
                 И на волков идут
                 И муж ее ружье берет
                 Со всеми вслед идет
                 На волков
                 Она вослед ему глядит
                 И что-то душу теребит
                 Уж так ей душу теребит
                 Безумно души теребит
                 Господи
                 Тоска, тоска ее берет
                 Куда-то в прошлое ведет
                 И в будущее ли ведет
                 Душе покоя не дает
                 Словно прощальный эпизод
                 Из жизни своей видит она
                 Так вот

Одевается она медленно, одиноко, как во сне, юбки натягивает, быстро дом подметает, воду беспамятно приносит, смотрит в дрожащую поверхность, видит себя там, но не узнает, бродит по дому, но обеда почему-то не ставит. Потом идет в соседский дом.

                 Все бабы вместе собираются
                 Молчат, смеяться опасаются

Ну, понятно, – волки все-таки. Сидят бабы, не смеются, семечки молча лузгают, изредка к окну бросаются: Ишь, темнеет уже! – Да придут скоро! – отвечают, и опять тишина

                 Угрюмо семечки грызут
                 Прислушиваются: Идут —
                 Не идут
                 Но тихо, ветер не шумит
                 И кошка банкой не гремит
                 Играя
                 И тут по улице бежит —
                 Видят бабы —
                 Охотник первый и кричит:
                 Везут! Везут!

Все бабы повыскакивали на улицу, а уж и возок раскатистый подкатил, все обступили его, смотрят с опаской, боятся ближе подойти. Охотник раскрасневшись, рассказывает: Ну, мы их сразу же за мелентьевским лесом приметили. Да они даже и не прятались, звери. Понятно, обложили, они на Ваську Фомина и на Толяна пошли, злые, загривок-то столбом стоит, у-у-у! гады! Ну, ничего, те как вдарили – обоих наповал. Вот.

                 К возку все медленно подходят
                 Как будто опасаются
                 Чего
                 Она меж всех, как в хороводе
                 Молельном
                 К возку все приближается
                 Ей кто-то шепчет: раз-два- три
                 Рогожку сдерни, посмотри
                 Что там

Сдергивает она рогожку, и все ахнули, назад отпрянули, губы у всех задрожали, кто-то выдохнул: Господи! – под рогожей на дне возка лежали они – двое молодых, девушка и юноша, муж ее. Белые, холодные, нетронутые, только по красному пятнышку, цветочку на груди у каждого, да легкая синева под носом, да чуть вздернутая верхняя губка над выглядывающим клыком у каждого. А-а-а! – вырвалось разом у всех, и она упала прямо на снег у возка

                 Она к возочку подступает
                 И чует холод адовый
                 Народ пред нею расступается
                 Народ ее угадывает
                 Как таковую

Она чуть отшатывается, оглядывается, закутывается теснее в платок, приближается, приближается, и падает в обморок прямо на снег у возка

                 Она к возочку подступает
                 Она рогожку поднимает
                 А там, а там, о, Господи —
                 Она, она, не понимает
                 Она, она, да, понимает
                 Нет, нет, она не понимает
                 Не понимает, не понимает
                 Нет, нет, она все понимает
                 Все понимает, понимает
                 И все же нет, не понимает
                 и не понимает, и не понимает
                 и все-все-все понимает
                 Не понимает, Господи!
                 А там холодные до остуди
                 Абсолютной
                 Лежат родные обнаженные
                 С одной кровинкой алою
                 Как кислотою обожженные
                 Она, она узнала их
                 Родимых

Обратимые полуметаморфозы

1992

Предуведомление

Обратимость полуметаморфоз является свидетельством некой потери классически-понимаемого (как положительного) иммунитета, фазовости перехода и его обратимости. Ну, наше время, известно, гомогенизирует пространства (социальные, экономические, информационные, культурные и пр.) посредством обживания, конституирования и интенсифицирования манипулятивно-коммуникационной сферы, так что метаморфозы в пределах артикуляционной зоны (раньше мыслившаяся как истинно соотносящаяся с референтной зоной) становятся все более жестовой практикой, сами по себе потеряв обязательное соотнесение с привычными референтами, но просто