скакал Скакал, пока не уставал В изнеможении лежал Некоторое время Но вскакивал и вновь летел В селенье бедное, бежал Словно там что-то потерял Или оставил Или позабыл Там Что-то И всех, кого ни повстречал Оставшихся Даже собак он выгрызал До основания Так было много-много раз Воспоминал он, приближаясь К селению и погружаясь Словно В некий туман Как он тогда в горах скитаясь Во тьме о камни спотыкаясь Ногами больно ударяясь Блуждал, порою возвращаясь На пепелище, натыкаясь На трупы Не сожалея и не каясь В содеянном, легко касаясь Лежащих тел и тихо скалясь И уходил Селенье ж тихо разрушаясь Стояло, путник не решаясь В ту сторону пугливый глаз Повернуть Огибал его за километр Как долго же он не бывал В селении! он шел, дивился — Какой-то люд здесь заселился Новый Неведомый Как мир, как мир весь изменился! Да он и сам переменился С тех пор Тогда, тогда ему явился Родимый образ, появился Внезапно так и обратился К нему: Сынок, ты очень утомился! Иди в долину, объявился Срок Твоего отдохновения! — И он на землю повалился Словно ужаленный, залился Слезой и как преобразился Весь Как будто бы безумный спал С него Овладевающий дурман И вот, и вот теперь он шел Сюда, и вдруг все закричали Вокруг и страшно зарычали Собаки Вот, он идет! – они кричали — Как говорили, обещали Нам! – он не понял их вначале Подумалось, они встречали Его и громко привечали Но тут, но тут, но тут сбежался Весь новый люд, что заселился Со всех сторон другого света Пришел сюда недавно, где-то С год всего Они кричали и галдели И с явным ужасом глядели На него Вилы и косы поднимали И постепенно окружали Его А он стоял не защищаясь Лишь легкой дрожью прикрываясь Лишенный дикого начала Мощи былой, что означало Верней, как приговор звучало Ему, вокруг мелькали лица Но он не мог остановиться Ни на одном из них Вот, вот он! – не переставая Они кричали, окружая Его И острые ножи летели Как осы, застревая в теле Его И он слабеющей рукою Себя, несчастного изгоя Пытался защитить, запнулся И на колени повалился Они ж вокруг него ходили И вилы острые втыкали В него Поленьями большими били Собаки яростные рвали Его на части, Боже правый! Он кровью слабою залился Человечьей Упал и плоско распластался Недвижно, вкруг народ столпился Разглядывая его — А нам-то люди говорили Что он огромен и безумен На деле же – совсем не страшен Он! — Они его поворотили Лицом к светлеющему небу Совсем светало, он лежал Они замолкли лишь на время А он – он навсегда молчал2005ПредуведомлениеОно, вагнеровское – повсюду. Поскольку вагнеровским по порождению и не является. Как и все великое, обозванное чьим-то именем. Оно ничье. Оно всеобщее. Оно всемирное и божеское. Просто опознанное в своей самоотдельности и взаимосвязанности неким великим, для того и, соответственно, единственно порожденным. Так как же не назвать это его именем. Ох, как бы нам сподобиться, подобному?! Но, тихо, тихо! Терпи! Жди! Может, и воздастся. Но, скорее всего, нет.
Да и ладно, и так проживем, потребляя чужое, обозначенное чужим именем, но оттого нисколько не менее обворожительное и завлекающее.
Вот Зигфрид Зигмунда мечом Волшебным – Альнурф – убивает И сразу под его плечом Левым Цветок пурпурный расцветает Из крови друга и врага Горящей свастике подобен А жизнь – она недорога Везде Но так рождается свободен От воли богов Герой Когда пустой и серебристый Как столбик пыли Лоэнгрин Висел над сценой, где с артистов Текли румяна, пот и грим В смиренье радостном и чистом Он – раз! – и вдруг среди артистов Оказался И исчез Когда Валькирий дикий рой Шумливый, как в июле осы По ветру свои космы-косы Пораскидали… но герой Мохнатым Вотаном
