прогнали Они ушли и затаили Как оказалось Обиду И как-то весточку прислали: Ждите отмщенья, не забыли Обиды! и там будет им Отмщением Один из вас Амбар он обошел вокруг Припоминая свое детство Друзей, родителей, соседство Всего прочего Милого Утерянного Тогда же быстро оглядеться Успел он – но куда же деться Сумели эти; как бы старцы Трое Но ни души! отныне статься Ему быть одному – ни братца Ни ласковой какой сестрицы Ни друга, ни единоверца Ему Он голый был – ему одеться б Или бы просто завернуться Во что-нибудь, в какое б средство Подручное! Он вдруг почувствовал, что сердце Забилось, как у страстотерпца Быстро-быстро И ярость – никуда не деться! И радость охватила вдруг Его И неодолимая злоба И невероятная радость И ярость неодолимая Вот показался крайний дом Закрытые глухие ставни Огни потушены, блистали Лишь Одни звезды в таинственной тишине Он вышел из пещеры – дали Пред ним картины расстилали Неведомые досель В нем чувства странные играли Словно на части разрывали Грудь И мышцы плотно покрывали Словно отлитое из стали Все тело И с криками, как на ристанье Безумными В горах скакал, пока не стали Сгущаться сумерки – едва ли Он смог бы разобраться в том Что с ним происходит Издалека собачий лай Раздался, он остановился Напрягся весь и затомился Опять В горах без устали носился Вдруг как застыл и опустился Он на колени, прислонился Щекою к камню и залился Слезой, внезапно озарился Улыбкою и припустился Вниз; вниз, туда, где разместился Быт мирный тех, кто поселился Давным-давно здесь, он стремился Вниз, вниз, безумный, как Мамай Какой-то Вбежал в селенье он – узнали Его и осторожно стали Расспрашивать Но вглядываясь распознали Неявные им всем вначале Черты безумия – блистали Глаза его, все перестали Шутить и в ужасе застыли Из его пальцев прорастали Блестящие, словно из стали Когти И дыбом волосы все встали Зубы фарфоровой эмали Блеснули И все! и все! и не видали Больше Никого в живых В селении И жуткий бес в него вселился Или вернее – объявился Еще вернее – обнажился В нем звериным взглядом огляделся И страшно вдруг развеселился Внутренне И первый, кто ему попался В крови растерзанный остался Лежать, а он смеясь пустился За прочими Никто, никто не смог, не скрылся От него Зубами острыми впивался Въедался, яростно вгрызался И с глупым звуком разрывался Словно нарыв телесный саван Страдающих двуногих тварей Звук слабый тихий раздавался И сок кровавый разливался И всякий, кто ему попался На пути Своею кровью заливался Отпущенной На волю И он безумный веселился Телами мертвыми игрался И ужас, ужас поселился Окрест Оставшиеся здесь живыми Дрожа как овцы, сбившись в кучу В последней слабнущей надежде: Мать, мать его скорей зовите! — Вскричали Растрепанную, чуть живую Ее за руки притащили И пред его глаза явили Он замер вдруг, как напустили Анестезирующий, или Дурманящий туман там, или Что еще там иное На него Она в сомнении стояла Вначале, будто не признала В нем сына, после протянула К нему свои худые руки Приблизившись в глаза взглянула И что-то, видно, отшатнуло Ее Она отпрянула в испуге А в нем словно радость объявилась Снова Он как собака отряхнулся От оцепенения И мощными зубами впился Ей в горло и тотчас залился Липкой старческой кровью И снова в горы он бежал И там беспамятный блуждая По скалам яростным скакал Окрестности все оглашая Криками Пред ним порою возникал Словно светящийся овал Некий И кто-то тихо скликал Его: Сынок! — Он ничего не понимал И снова по горам
