капиталист То он при этом виде Весь задрожал б как лист Вот детка человечая Насекомая на вид Головкою овечею Над сладостью дрожит Вымою посуду — Вот я люблю Это успокаивает Злую кровь мою Если бы не этот Скромный жизненный путь — Быть бы мне убийцей Иль вовсе кем-нибудь Кем-нибудь с крылами С огненным мечом А так вымою посуду — И снова ничегоПИСЬМО ЯПОНСКОМУ ДРУГУ А что в Японии, по-прежнему ль Фудзи Колышется, словно на бедрах ткань косая По-прежнему ли ласточки с Янцзы Слетаются на праздник Хокусая По-прежнему ли Ямотото-сан Любуется на ширмы из Киото И кисточкой проводит по усам Когда его по-женски кликнет кто-то По-прежнему ли в дикой Русь- земле Живут не окрестясь антропофаги Но умные и пишут на бумаге И, говорят, слыхали обо мне Ты помнишь, как в детстве, Мария Мы жили в деревне одной Со странным каким-то названьем Уж и не припомню каким Ты помнишь, гроза надвигалась Нет, нет – это в смысле прямом А в сталинском и переносном Тогда миновала уже И были мы дети, Мария Коли угрожала нам смерть То вовсе не по разнарядке А в виде подарка как бы И жизнь тоже в виде подарка На самый различный манер По-прежнему нам угрожает Но мы не боимся ее Вот цветочки полевые А над ними в высоте Пролетают кочевые Облака, да уж не те Что бывало пролетали Вниз глядели на цветок Те наверно уж в Китае Если ветер на Восток Так и мы вот проживаем Глядь – а жизнь уже не та А та жизнь уже в Китае Да и там уж прожита А ну-ка, флейта, пыли средь и зноя Подруга Первой Конной и Второй Сыграй нам что-нибудь такое неземное Что навсегда б взошло над головой Сыграй-ка нам про воински забавы Или про страшный подвиг трудовой Заслушаются звери, встанут травы И люди лягут на передовой Пожарный – в Первой Конной служил Милицанер – во Второй Еврей комиссаром там памятным был И в Первой и во Второй Моряк же все время перебегал — То в Первую, то во Вторую Мария со знаменем шла впереди Кожанка грудь обнимала тугую Пронеслось все. Пожарный в подполье ушел Моряк же дальше помчался Еврей потихонечку отошел Но где-то рядом остался Мария же знамя и револьвер Ремни и кожанку сняла И передала их Милицанеру Сама же на небо ушла Восток – он все время на Запад глядит А Запад – глядит на Восток А кто это там посередке сидит? — А это сидит СССР Глядит он на Запад – сомненье берет Глядит он тогда на Восток Восток его тоже к себе не берет Да не очень-то и нужен – Восток Вот он на себя как на центр глядит Он центр и есть – СССР Восток на окраине где-то сидит А Запад уж и вовсе – незачем Когда умру: Вот – скажут – умер Пригов А как живу – все слышу приговор: Какой он – Пригов?! Этот Пригов – вор! Он жизнь ворует для интригов А что мои интриги, если взять — Ну, дураком кого-то обозвать Ну, попрекнуть Орлова дочкой Все ж для других, а для себя – ни строчки Когда я в армии служил Мой командир меня любил За то, что храбрый был и смелый Шутник я был, танцор я был Хоккей смотрел, поделки делал Стихи писал, жену любилТерроризм с человеческим лицом
ТЕРРОРИСТ Что есть истина?
МИЛИЦАНЕР Истина в человеческом к ней приближении есть правда.
ТЕРРОРИСТ А что есть правда?
МИЛИЦАНЕР Правда есть то, перед лицом чего мы чувствуем долг приятия, утверждения и отстаивания ее.
ТЕРРОРИСТ А что есть долг?
МИЛИЦАНЕР Долг во внешнем и объективированном виде есть закон.
ТЕРРОРИСТ А что есть закон?
