этом даже погибая В уме держа ее размер Стоит живой Милицанер И где ни бросит не спеша Серьезный взгляд свой – поневоле Повсюду образует шар Как образ совершенной воли Не жизнь, не жизнь А ветка сакуры Не правда ли, скажи Словно поездки загород Когда колышется Фудзи Над подмосковною землею монастырскою И в воздухе осеннем Монастырский Проносится с коротким звуком: Дзынь Небесным зайцем На счетчике своем я цифру обнаружил — Откуда непонятная взялась? Какая мне ее прислала власть? Откуда выплыла внаружу? Каких полей? какая птица? Вот я живу, немногого хочу Исправно, вроде, по счетам плачу А тут такое выплывет – что и не расплатиться Вот гром расцвел как свежий куст Темно-багровых роз И молнии большой укус В живое тело взрос И снизу всплакал зверь земли Дугою выгнув бровь И пал подлизывать их кровь В своей густой пыли Вот птица бродит возле пруда А пруда поперек запруда По воле партии-народа Воздвигшего сию преграду Да не запруда, а плотина Не прудика вот, а потока Да и не птица, а картина Все электрического тока Небесной лампы Ильича И даже в сакле басмача Бывшего Вот великий праздник праздничный У окошка я сижу В небо высшее гляжу И салют там вижу праздничный А над ним цветочек аленький Невозможный расцветает Следом сходит Будда маленький Всех крестом благословляет Тут же наступает тьма Как кошачий орган жуткий На коротком промежутке Все срывается с ума — Вьется, рвется, цепи гложет Пропадает, но не может Только я сижу здесь маленький Словно тот цветочек аленький Нетленный Вот тварь тут полуразрешенная Скользит, пытаясь спрятать зад Спиною мокрой чуя взгляд Губительный, почти испрошенный В нее глядящий через коршуна А коршун-то и рад Нет, мир не так уж и убог Когда в любую щелку глянешь За угол за любой заглянешь И видишь – вон сидит там Бог Как пташка малая тоскует Лукавой ласкою глядит А то как вскочит, как помчится И снова нету никого Вот, скажем, на ногах хожу А что я им, ногам-то рослым — Какой-то верхний недоносок И даже лучше коль сижу На что им этот верхний ряд На что им этот верхний рот Они ведь правы, как народ И через них приговорят Коль надо Эко чудище страшно-огромное На большую дорогу повылезло Хвост огромный мясной пораскинуло И меня дожидается, а я с работы иду И продукты в авоське несу Полдесятка яичек и сыру Грамм там двести, едри его мать Накормить вот сперва надо сына Ну, а после уж их замечать Чудищ Вот баба напилась как мышка тихая Над нею вот коршуном Милицанер Кружит он любой принимая размер Она же как мышка – ни бьется, ни хает Да ей не подмогой родная земля Ему ж его небо – любого размера От тьмы – до Единственного Милицанера И снова от тьмы – до свеченья Кремля Лев возлежал на берегу реки Меланхолическим движением руки Он на песке как на сыпучей книге Начертывал живое слово нигиль Что он имел в виду? или осоловев Начертывал, что в голову придет А время между тем как он чертил идет Он все-таки прекрасен этот лев Не наш Вся-то местность затуманилась Не видать кругом ни зги А слезой око отуманилось: Где ты, милый мой Мизгирь! — Плачет бедная Снегурочка А немец Зингер подошел: Ты не плакай, бедна дурочка Все есть очень хорошо Слушай нас, немцев Кабы русские девицы Все могли летать как птицы То летели б за бугор Кто не пойман – тот не вор Так они б себе летали Милых сердцу вспоминали Да вдруг вспомнят про Сибирь Ах, кто не пойман – тот не вор Да в Сибири той немилой Тоже, тоже полно милых Уж какой тут свет-бугор Кто не пойман – тоже вор Вот Рейганы напали на меня А Картеры им сбоку
