саду они не смогут. А теперь сдай-ка немного назад, а то развернуться негде.
Малкольм передал Лиру Элис и отгреб назад на несколько футов, а великан вонзил свой трезубец в илистый берег реки, глубоко вздохнул и ушел под воду. В следующий миг створки дрогнули и медленно, со скрипом начали открываться навстречу течению. Как только образовалась достаточно широкая щель, Малкольм направил «Прекрасную дикарку» вперед, во тьму, таившуюся за воротами. Последним звуком, который донесся из подземного сада перед тем, как ворота закрылись, был еле слышный, замирающий вдалеке хохот гиены.
Тоннель, ведущий наружу, они одолели минут за пять, хотя двигаться приходилось очень медленно: в непроглядной темноте лодка то и дело натыкалась на стены. Но вот, наконец, «Прекрасная дикарка» миновала завесу низко свисающих ветвей, в лицо Малкольму повеяло свежестью, и после недолгой борьбы с течением он вывел каноэ на вольный, открытый воздух ночи.
– Что-то я не поняла, – сказала Элис.
– Чего?
– По тому водопаду мы спустились
– Ну и что? – пожал плечами Малкольм. – Главное, мы выбрались.
– Ну, хорошо, допустим. А кто это был?
– Не знаю. Может, бог какого-нибудь притока, вроде того, как Батюшка-Темза – бог главной реки. Скорее всего, так и есть. Джордж Боутрайт говорил, что видел Батюшку-Темзу своими глазами.
– А королем чего ты назвал отца Лиры?
– Королем Альбиона. Так сказала та эльфийская леди.
– Здорово, что ты запомнил это слово.
Малкольм продолжал грести. Стояла тишина; луна светила ярко, а гладь воды простиралась во все стороны, насколько хватало глаз. Мало-помалу Элис погрузилась в сон. Малкольм подумал было, не укрыть ли ее одеялом, но решил, что и так достаточно тепло.
Прошло еще с полчаса, и впереди показался островок – просто каменистый клочок суши, на первый взгляд, совершенно пустой: ни построек, ни скал, ни кустов, ни даже травы. Малкольм перестал грести, и лодка сама потихоньку пошла к берегу. Может, там все-таки найдется, где привязать ее, и тогда он сможет прилечь и отдохнуть, хотя островок казался ужасно беззащитным. Шелковый тент служил отличной маскировкой среди деревьев, но на голых камнях, наоборот, будет бросаться в глаза за несколько миль.
Но выбора не было: спать хотелось отчаянно. Малкольм отыскал на берегу гладкий участок между камнями, повернул «Дикарку» носом к нему и дождался, пока она остановится, ткнувшись в землю. Элис и Лира даже не проснулись.
Малкольм отложил весло и выбрался на берег, с трудом переставляя затекшие ноги. И тут его охватил страх: впервые за все время он вспомнил про залатанную наспех дыру в корпусе лодки. Малкольм наклонился, разглядывая заплатку, и от сердца у него отлегло: в лодке по-прежнему было совершенно сухо. Заплатка удержалась.
– Она цела, – раздался голос у него за спиной.
От испуга Малкольм едва не упал ничком, но все-таки устоял. Мгновение – и он резко развернулся, готовясь к бою, а перепуганная насмерть Аста превратилась в кошку и запрыгнула ему на руки. Перед ними стояла женщина – самая необычная из всех, что им доводилось встречать. На вид она была не старше Лириной матери – насколько можно было разглядеть в лунном свете. Голову женщины венчал цветочный венок, из-под него струились длинные черные волосы. И одета она была тоже в черное… вернее, полуодета: тело ее прикрывали только черные шелковые ленты, собранные пучками. Женщина смотрела на него так, словно давно уже его здесь поджидала, – и тут Малкольм сообразил, чего в ней не хватает. У этой женщины не было деймона! Правда, на земле у ее ног лежала ветка сосны. Неужели это и есть ее деймон? По спине Малкольма пробежал холодок.
– Кто вы? – спросил он.
– Мое имя – Тильда Васара. Я королева ведьм Онежского края.
– Я не знаю, где это.
– На севере.
– Секунду назад вас тут не было. Откуда вы взялись?
– С неба.
Заметив краем глаза какое-то движение, Малкольм обернулся к лодке – и увидел белую птицу. Та шептала что-то на ухо Бену, деймону Элис. Значит, деймон все-таки у нее есть, хоть она и ведьма.
– Теперь они будут крепко спать до утра, – сказала Тильда Васара. – И люди с того катера вас не увидят.
Она указала куда-то ему за плечо – и прежде чем обернуться, Малкольм заметил, как ее глаза блеснули отраженным светом. К острову медленно приближался катер с прожектором на носу – может, тот самый, который однажды уже чуть не поймал их, а может и другой, но очень похожий. Малкольм едва заставил себя стоять неподвижно: больше всего на свете ему сейчас хотелось распластаться на земле и спрятаться хоть за чем-нибудь – за камнем, за
