– И что же он нес?
– Ну, мешок с инструментами. Хотя я ни в чем не уверена…
– Вряд ли это был мистер Тапхаус.
– Согласна, – сказала Аста. – Он не так двигается.
– Это тот человек…
– Жерар Боннвиль!
– Да. Но что он нес?
– Инструменты?
– Я знаю! Он нес своего деймона! Если гиена лежала у него на плечах – вот тебе и горб, и головы видно не будет.
– И что же он делает?
– Хочет забраться наверх…
– У него и лестница есть?
– Не знаю, не вижу отсюда.
Они оба вглядывались изо всех сил. Если это и правда был Боннвиль и он хотел забраться в окно, ему действительно пришлось бы нести своего деймона на руках – оставить гиену на земле все равно бы не вышло. У кровельщиков, трубочистов и верхолазов деймоны были летающими, ну, или такими маленькими, что помещались в карман.
– Надо сказать папе, – решил Малкольм.
– Только если мы будем уверены.
– Так мы же уверены, разве нет?
– Ну… – колебания Асты вполне отражали и его состояние.
– Он пришел за Лирой, – воскликнул Малкольм. – Наверняка за ней!
– Думаешь, он убийца?
– Но зачем ему убивать младенца?
– Я думаю, что он убийца, – сказала Аста. – Даже Элис его испугалась.
– Мне показалось, что он ей понравился.
– Ты не очень-то много замечаешь. Я по ее деймону поняла, что она насмерть перепугана. Поэтому она и нас про него стала расспрашивать.
– Может, он хочет забрать Лиру, потому что он ее
– Смотри!
Тень снова вынырнула из-за угла здания. Человек, похоже, споткнулся, груз соскользнул у него с плеч и свалился на землю. И тотчас же раздался жуткий взрыв визгливого хохота.
Человек и деймон словно кружились в каком-то безумном танце. Зловещий хохот терзал Малкольму уши, словно кто-то прерывисто вскрикивал в бесконечной муке.
– Он
Когда она это сказала, Малкольм тоже разглядел: у человека в руке была палка; он припер гиену спиной к стене и яростно лупил ее, а она не могла вырваться.
Они с Астой не на шутку перепугались. Деймон превратился в кошку и залез к нему на руки, а Малкольм зарылся лицом в ее шерсть. Они даже представить себе не могли чего-то настолько гадкого и ужасного.
Шум услышали и в кельях. Бледный огонек двигался изнутри к окну со сломанным ставнем. Показалась рука с фонарем, потом бледное лицо: кто-то пытался увидеть, что происходит внизу. Малкольм отсюда не видел, кто из монахинь это был. К первому лицу присоединилось второе, окно распахнулось. Из мрака все так же несся чудовищный хохот.
Двое монахинь вытянули шеи и стали заглядывать вниз. Малкольм услышал строгий окрик и узнал голос сестры Бенедикты, хотя слов разобрать не сумел. В слабом свете фонаря он увидел, как человек на земле поднял голову. Гиена воспользовалась этим и отчаянно прыгнула в сторону, прочь от него; Боннвиль ощутил неизбежный рывок за сердце, когда она оказалась у предела тех незримых уз, что связывают человека с его деймоном, и кинулся за ней.
Гиена потащилась прочь, так быстро, как только могла, но человек настиг ее и опять принялся в бешенстве колотить палкой; безумный хохочущий вопль снова наполнил воздух. Обе монахини в ужасе отшатнулись, увидев, что происходит. Ставни захлопнулись, и свет за ними погас.
Шум постепенно стих. Малкольм и Аста так и сидели, дрожа и прижавшись друг к другу.
– Никогда… – слабо прошептала она.
– …не думал, что мы такое увидим, – закончил он за нее.