— Пока жив, не будешь! — подхватил Лиандер и бросил на Оскара взгляд, который заставил Расмуса задрожать еще сильнее. — Ясное дело, пока жив! Однако есть другой способ заставить тебя замолчать. Понятно?
Он поднял револьвер.
— Не стреляй! — крикнул Лиф. — Ты точно спятил!
— Дурак буду, если не выстрелю! Тут у нас двое лишних свидетелей, и я собираюсь оставить их на могильном кургане.
Он снова поднял револьвер. И тут Расмус дико закричал:
— Не стреляй!
И бросился, не помня себя, к Оскару. Он обхватил руками его ноги и отчаянно кричал:
— Не стреляй! Не стреляй!
И тут раздался выстрел. Он все-таки прогремел. Но пуля вылетела не из револьвера, который был нацелен на Оскара. Она вылетела из другого оружия и со страшной силой выбила из рук Лиандера револьвер, который перелетел через весь курган.
— Оскар, ты убит? — взвизгнул в страхе Расмус.
— Да нет, не убит я! — ответил Оскар.
Он уставился в чащу леса. Это оттуда раздался выстрел. Кто-то прятался за густыми елями.
Лиф и Лиандер, оба побледневшие, тоже смотрели в ту сторону. А увидев, что оттуда выходят полицейские, побледнели еще сильнее. Полицейские вышли из леса с оружием в руках. Они бросились к бандитам, прыгая по камням.
— Я протестую! — заорал Лиф, когда на его руках защелкнулись наручники. — Я протестую!.. Этот бродяга… Это на него надо надеть наручники! Взгляните, пожалуйста, на этот пакет, завернутый в клеенку! Это он его здесь закопал!
— Поберегите свое красноречие! — сказал ленсман.
Он внезапно тоже появился на кургане и пронзительно глядел на Лифа и Лиандера. Оскар в отчаянии схватил его за руку.
— Ленсман! Клянусь, я невинен, как невеста!
Ленсман кивнул.
— Да, Оскар, я целых полчаса стоял за елкой и знаю, что ты невинен, как невеста.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
— И как же все это случилось? — спросил Оскар.
Он сидел на стуле для посетителей в конторе ленсмана, в его личном кабинете. Ленсман пригласил его туда и угостил дорогой сигарой, которую достал из ящика на столе.
— Как это вы, господин ленсман, ухитрились появиться в самый нужный момент? — спросил Оскар, попыхивая сигарой.
За спиной Оскара стоял Расмус. Он вдыхал с удовольствием прекрасный аромат, но съеживался, стараясь быть как можно меньше и незаметнее. Ему хотелось, чтобы ленсман забыл о его присутствии.
Правда, ленсман был к ним добр. Ведь он явился вовремя и спас им жизнь. Остаток ночи они спали у него в желтом доме, а утром его служанка накормила их в кухне завтраком. А сейчас он сидел за столом и записывал все, что Оскар рассказывал ему про Лифа и Лиандера. К тому же он угостил Оскара сигарой. Хоть он и добрый, а все же в его власти отсылать мальчиков в приют, не спросив, хотят они того или нет. Поэтому Расмус старался стать незаметным и не попадаться ему на глаза.
— Я получил твое письмо, Оскар, — объяснил ленсман. — Вчера поздно вечером. Я сидел на постоялом дворе. Как раз, когда подали кофе с пуншем, мне сказали, что кто-то желает поговорить со мной. Я велел сказать, что занят и не могу прийти. Лучше бы я этого не говорил. Потому что вдруг притащилась эта ядовитая старуха Фиа Карл Исак.
— Фиа Карл Исак, — повторил Оскар. — Я никак не думал, что это Фиа Карл Исак…
— Да, да, именно Фиа Карл Исак, маленькая, можно сказать, ядовитая старушка. Я сидел за столом, а она вошла и подала мне письмо. «Не дело сидеть за столом без толку за большую зарплату и не делать ровно ничего!» — сказала она и объяснила, что нашла это письмо. На полу у себя в сенях.
— Ах, эта Крошка Сара, — пробормотал Оскар.
— Она поняла, что речь идет о чем-то важном, ведь она прочитала письмо. И велела мне лишь принять меры.
— Фие надо дать медаль, — сказал Оскар.
— Да, и тебе, Оскар, надо дать медаль, — продолжал ленсман. — Я был глуп и несправедлив, поверив служанке фру Хедберг, что им угрожал револьвером бродяга. Но, как только я получил письмо, понял, что Оскар невиновен. Я не такой дурак, чтобы не признавать своих ошибок.
Довольный Оскар кивнул.
— Да, да. «Теперь я тоже могу видеть», — сказала баба, отрезав себе веко. Хорошо, что под конец все выяснилось.
Он выдувал целые клубы дыма, а Расмус вдыхал его. Сигары пахли чем-то вкусным, господским. Он не сводил глаз с ленсмана и не переставал думать о приюте, хотя слушать ленсмана было так интересно.
Ленсман поблагодарил Оскара за то, что тот предупредил его, рассказал ему все про Анну Стину.
— Прочитав письмо, я помчался к фру. Хедберг и, оказалось, пришел вовремя. Ведь как раз вечером накануне она пришла в себя. И хотя я не думал, что Анна Стина способна на самое худое, но все же надежнее было арестовать ее.
— Как вы считаете, господин ленсман, поправится фру Хедберг? — с беспокойством спросил Оскар.
— Надеюсь, что поправится. Я только что был у нее и отдал ожерелье. Могу сказать, что она обрадовалась.
— Значит, в следующий раз она опять даст мне пятьдесят эре, — сказал Оскар. — А что, Анну Стину арестовали?
— Конечно. Как раз, когда мы привели ее в тюрьму, Оскар убегал оттуда. Мы втроем пошли за ним следом, Бергквист, Андерссон и я.
— Этот Бергквист — баранья башка, — сказал Оскар.
— Может, ты и прав, но он лучше всех в полиции стреляет из револьвера. Может, ты, Оскар, заметил это прошлой ночью?
— Да, ни одна баранья башка не являлась на подмогу как раз вовремя.
Он поднялся со стула.
— Стало быть, я теперь свободный и могу уйти, когда захочу?
— Ясное дело. И вместе с этим толковым парнишкой из Вестерхаги…
Ленсман посмотрел на Расмуса.
Расмус не стал ждать, что ленсман скажет дальше. Несколько секунд, и он оказался у двери, выскочил из дома и помчался во всю прыть. Но, услышав позади крик: «Подожди меня, Расмус!», он оглянулся и увидел бегущего к нему Оскара с подпрыгивающим рюкзаком на спине.
— Не позволяй ему забрать меня! — крикнул, задыхаясь, Расмус, когда Оскар догнал его. — Я хочу остаться с тобой!
— Ой-ой-ой! — озабоченно воскликнул Оскар. — Тогда скоро меня арестуют за похищение ребенка. Дети не должны бродяжничать.
— Ну, хотя бы до тех пор, пока кто-нибудь не захочет взять меня. Я скоро найду кого-нибудь.
В глубине души он сам в это не верил. Говоря эти слова, он чувствовал, что обманывает Оскара. Нет, он не верил, что найдется человек, который возьмет его к себе.
Но на этот раз он ошибся.
Они шли весь долгий день, и Расмус начал уставать.
