Чем дальше, тем хуже я себя чувствовала. Мерзостное состояние духа стало совсем уж невыносимым в пасмурный, но теплый день, когда теплоход наконец-то приплыл в чудесный город Питер.
Я стояла на палубе и смотрела на приближающийся берег. Васенька топтался рядом и блеял:
— Я люблю тебя, Ника! Ты веришь мне?! Что мне сказать, что мне сделать, чтобы ты мне поверила?!
— Я верю тебе, — ответила Кошечка совсем не так завлекательно, как обычно, а просто устало. — Любишь ты так же замечательно, как танцуешь.
— Я не это имею в виду! — он покраснел. — Я по-настоящему тебя люблю, понимаешь?!
— Вася, — Кошечка — это случилось с ней впервые — отошла в сторонку, предоставив слово мне, — я верю, что сейчас ты говоришь абсолютно искренне. Ты действительно убежден: то, что между нами случилось, и называется настоящей любовью. Но — поверь моему опыту! — ты ошибаешься! Все, что было с нами, — просто хороший трах, не более того.
— Ты сама себе не веришь! — запротестовал он решительно. — Иначе бы ты не пыталась со мной порвать!
— Вася, — я вздохнула, — все люди иногда ошибаются, и я в том числе. Но опыта — и в жизни, и в любви — у меня гораздо больше, чем у тебя. Ты же понимаешь это, правда? Поверь мне: ты просто ничего не ел в жизни слаще морковки, потому и принял ее за райское яблоко. Вот и все.
Мне стало как-то не по себе: я отшивала Сычика почти теми же словами, какие использовала бы Кошечка в разгар хорошей игры. Просто #кошечка_на_работе. Блин, неужели я больше не могу сказать ничего оригинального? Или в таких ситуациях невозможно придумать что-то принципиально иное?
— Ты не морковка! — его глаза засияли жутким фанатичным огнем. — Ты — солнце, прекраснейшая и ярчайшая из звезд! Ты даришь покой и радость!
— Теперь абсолютно те же покой и радость ты сможешь испытать с любой женщиной, — бросила я, чувствуя себя невероятно старой. Мне казалось, еще несколько слов — и я рассыплюсь над морем горсточкой праха.
— Нет! Ты не веришь мне и не веришь себе! Но рано или поздно я смогу убедить тебя, что…
Я открыла рот, собираясь спросить, как отнесется Студнев-пер к внезапным чувствам сына и наследника. Но — о, счастье! — у меня зазвонил телефон. Рабочий телефон.
— Это твой парень? — спросил Вася хрипло. — Или муж?
— Это моя работа, — ответила я не без злорадства. — И не мешай мне сейчас, пожалуйста, ладно?
Я отошла от Сычика в самый дальний и тихий угол палубы и ответила на звонок.
— Ника, солнце, с приездом! — знакомый голос прямо-таки излучал энергию и дружелюбие. — Как поплавала? Сколько засушенных мужских сердец собрала в свою копилку? Как настроение? Готова ли к новым творческим победам?
— Все пучком, Стасик, — ответила я, изо всех сил стараясь держаться как обычно. — Хвост пистолетом, нос по ветру. Готова к новым свершениям.
— Это хорошо, — чертов Стасик, похоже, почувствовал нечто не то, поскольку в его голосе прозвучала тень сомнения. — Тогда все просто. На стоянке в порту ждет такси. Оно доставит тебя в аэропорт. Как раз успеешь на ближайший рейс до Москвы; билет для тебя, разумеется, уже заказан. В зале прилета тебя встретит Рубен — не забыла еще его? Так что доберешься до моей скромной хижинки с ветерком! На крыльях моей любви.
— Я бесконечно счастлива, Стасик, что ты так сильно любишь зеленые бумажки с портретами штатовских президентов, — сказала я ласково.
— Что ты, солнышко! — он рассмеялся. — Ты явно недооцениваешь убойную силу своего обаяния. Тебя я тоже люблю — почти так же горячо и страстно, как зеленые бумажки.
— Сильно подозреваю, что ты преувеличиваешь. Возможно, ты любишь меня несколько больше, чем морскую капусту и портвейн, но гораздо меньше, чем виски, устрицы и фуа-гра. А уж конкуренции с бумажками я вообще не выдерживаю.
— Повторюсь, солнышко: ты себя очень и очень недооцениваешь. Но не буду тебя задерживать: поговорим, когда приедешь. Ча-ао!
— Чао-какао! И чтоб ты провалился, — добавила я, когда в трубке послышались короткие гудки.
Я оглянулась и поняла, что и Вася, и остальные пассажиры находятся от меня далеко-далеко, словно я смотрю на них в перевернутый бинокль. Иллюзия нормальности и независимости лопнула с громким треском. Я возвращалась в свою обычную жизнь к своей обычной работе.
Возвращение никак нельзя было назвать ни банальным, ни радостным. Планы свои я всегда определяла заранее и перед отъездом в круиз предупредила, что по возвращении отправлюсь в отпуск как минимум на неделю. Если Стасик решил нарушить уговор, значит, на горизонте внезапно нарисовалась прибыльная работенка. А внезапная и прибыльная работенка почти всегда одновременно является и очень гадостной.
Ох, как же некстати! Я подавила тяжелый вздох. Уже настроилась на отдых — и нате вам! Но со Стасиком не поспоришь. Точнее, попытаться я могла, и в отдельных случаях он шел мне навстречу. Но злоупотреблять подобной любезностью не стоило: возможность отказа от неприятных клиентов лучше приберечь для совсем уж отчаянных случаев.
