Еще несколько шагов сквозь затхлые, тягучие сумерки.
Серебристые ячейки окрепли. Появились обрывки струн. Я оглядывался, стараясь увидеть и другие фрагменты проступавшей сети. Заметил, что снизу земляные стены котлована украшены каменными плитами, которые сверху мне показались насыпью. На плитах – то ли барельефы, то ли поставленные в ряд статуи. Не получалось разглядеть деталей. Света двух факелов было недостаточно. Я хотел подойти к ним поближе. Миалинта удержала мою руку. Помедлив, зашагала вместе со мной.
Когда до стены осталось не больше десяти шагов, я замер.
Это были не барельефы. Не статуи. Это были люди. Женщины, покрытые витками темного плюща. Личины. Обритые наголо, с повязками на глазах. Когда мы приблизились, среди личин началось движение. Перевитые растениями тела стали шевелиться. Раскачиваться, поднимать руки. Они танцевали в замедленном танце, будто погруженные в воду – неестественно изгибаясь, складываясь, как едва бы мог сложиться самый гибкий из людей. Порой их танец сливался в неясные разводы тумана, клубился, выкручивался медленными завихрениями, затем вновь обретал раздельные образы безликих людей.
Миалинта потянула меня к лестнице – туда, где столпились остальные.
Шанни, отделившись от личин с факелами, неспешно шла к дереву посреди котлована. Повязка на глазах не мешала ей уверенно выбирать направление.
Посмотрев друг на друга, все, не сговариваясь, натянули капюшоны цаниоб. Понимали, что сейчас должно что-то произойти. Бурнус Тенуина был в боевой готовности еще во время испытания в доме Пилнгара.
Мы с Миалинтой первые шагнули за Шанни. Остальные к нам присоединились. И теперь шли гурьбой, не желая растягиваться.
Чем ближе становился ствол дерева, тем больше он напоминал уродливую, сочащуюся черным гноем опухоль. Вскоре я разглядел, что его массивные корни слеплены из человеческих тел. Обнаженных, с почерневшей кожей, покрытых коростами и одеревеневшими язвами. Словно кто-то расплавил оловянные фигуры и наскоро, резким недовольным движением смешал их в одну кучу, где плавленая плоть частично образовала единую массу, а частично сохранила различимые части тел: руки, ноги, плечи, головы… Там были лица. Женские лица, покрытые сигвами. Сигвы знатных родов. Черноиты. Те самые. Скованные в одну нерушимую цепь, навсегда привязанные к озеру и его Пластине молодости.
Шанни остановилась в пяти шагах от кромки внутреннего озерца, из которого росло дерево. Странная студенистая жидкость. Я бы подумал, что это очередная пелена, под которой ничего нет, но поверхность озерца шевелилась, будто жидкость в нем вскипала.
Нити вокруг меня окрепли. Но по-прежнему расходились разрозненными ячейками, не соединялись в единую сеть. Сейчас они интересовали меня меньше всего. Главным было переплетение девяти струн: они начинались от груди каждого в нашем отряде, в том числе от груди Шанни, уводили вперед, в сторону корней, и, едва достигнув озерца, ныряли вниз, в озерцо. Это был наш путь. Я не понимал его, но согласился принять. Вот только от моей груди сейчас отходила еще одна струна. Вторая. Такого раньше не было. Да и проявилась она не сразу. Несколько шагов назад ее не было. И вела она прямиком в сплетение плавленых тел. Прыжок. От кромки до первого корня – около двух саженей. Разбежаться и прыгнуть. Путь для меня одного.
«Нет».
– А-чего-ты-боишься? – до предела хриплым, сдавленным голосом проговорила Шанни, будто отвечая на мои мысли.
И ее слова, в отличие от наших, гулко разошлись по котловану. Фигуры возле стен затрепетали единым полотном – заструились по кругу, одну за другой разнося волны вокруг нас.
– Кто ты? – Я попробовал сказать вслух.
И опять слова прозвучали глухо, а по лицу, под защитной сеткой, скользнули прозрачные пузыри воздуха.
«Кто ты?» – спросил я мысленно.
Смотрел на затерянные в корнях лица. Боялся, что они откроют глаза. Что заговорят со мной. Но никакого движения не заметил. Вся эта масса перемешанных тел давно одеревенела.
– Приди-ко-мне-и-узнаешь.
Шанни было трудно говорить. Каждое слово сотрясало ее тело.
– Ты-правильно-рассудил-разбежаться-и-прыгнуть-путь-для-тебя-одного.
«Нет».
Боль в голове.
«Уходите сейчас же».
Это не моя мысль.
Дернул головой.
Я запутался. Не понимал.
«Уходите! Не медлите. Скоро рассвет».
– Рассвет? – глухое слово, отправленное в пустоту.
«Рассвет».
