наверняка представлял, как по улицам носятся обезумевшие черноиты – с дикими воплями бросаются на все живое, зубами выгрызают куски плоти. Феонил, быть может, воображал, что город вовсе ушел под землю, оставив на поверхности зловонную жижу – подобную той, которая покрыла поля Вепрогона во время Черного мора. Эрзе вполне могли привидеться новые полчища мокрецов. Теору – озеро, полное гадов и паразитов, привлеченных Пластиной молодости. В любом случае, что бы мы себе ни представляли, в действительности нашли совсем иное. Увидеть Лаэрнор таким никто не ожидал. И это настораживало больше всего.
Границы города обозначала невысокая плетеная изгородь, сейчас обветшавшая и затянутая цепкими порослями лианоподобных сальмаринов. Перед изгородью тянулся ров, в прежние годы заливаемый хлорисом, подобному тому как это делали в Целинделе. Ров зарос кустами и разнотравьем, но перекинутый через него деревянный мост, пусть скрипел и пошатывался, оставался на месте, почти не тронутый временем. Мы неспешно пересекли его. Миновали несколько крупных вывесок из разукрашенных березовых плашек. Краска облупилась, а сами плашки подернулись черным грибком, однако надпись «Лаэрнор» и карта города до сих пор впечатляли тщательностью резьбы.
Въездная дорога привела на Парадную площадь, выложенную зеленым кирпичом. Покосившиеся сторожки, остовы прогнивших карет, многоярусные пустующие стойла, затянутые сорняками клумбы и земляные сикоры. Лесной сор под ногами из хвои, листьев, кусочков коры. И больше ничего. Тишина погруженного в сон селения. Брошенного, оставленного на пожирание чащобе, которая рано или поздно перекинется через ров и отберет свои прежние владения.
От Парадной площади дугами уходили мощеные дорожки. Каждая из них бороздила Гостевой квартал, вдалеке упиралась в ряды каменных туй, рассекала их, превращаясь в некогда цветущие аллеи, и устремлялась в соседние кварталы. От дорожек отходили извитые тропки, они вели к строениям: тавернам, подворьям, домам слуг, складам, ле?дникам, хозяйникам.
И все строения, пусть разных размеров, были выполнены в одинаковом стиле – будто огромные перевернутые горшки. Дома отчасти напоминали углевые тигли, в которых пекли рияжные лепешки. Гладкие, выбеленные стены, полого опускающиеся от более узкой вершины к широкому основанию. Стены были испещрены крохотными, наглухо задраенными оконцами. Никаких дверей. Вход располагался сверху. К нему вела широкая деревянная и тоже выбеленная лестница-пристройка. Она единым маршем взбиралась на верхушку, а точнее, днище перевернутого горшка, там приводила к отверстию, которое и служило входом. Над отверстием, укрепленным пятью стройными колоннами, высился колпак навесной крыши, построенный таким образом, чтобы дом не заливало дождем даже в ветреную погоду.
Оценив ряды прорубленных окошек и высоту зданий, я предположил, что некоторые из них вмещали не меньше трех этажей. Впрочем, большинство были явно одноэтажными.
Между домов, судя по сохранившимся изгородям, раньше цвели палисадники. Кое-где виднелись небольшие пруды с обложенными галькой берегами. Прежде там могли плавать белокрылые аиты, теперь же воду затянуло густой ряской. Возле прудов стояли хвойные сегордиллы – привезенные из Западных Земель деревья, в которых от единого корня поднимались сразу три или четыре ствола. Их оплетали гибкие, покрытые мелкой листвой ветки – так получался единый витой ствол, внутри которого просвечивало пустое пространство, будто каверна в треснувшей глыбе. Приглядевшись, я разглядел, что в таких кавернах местные жители умудрялись разместить сетчатые фонарики. Должно быть, их зажигали в темное время, и сегордиллы становились городскими ночниками.
Мы неспешно шли по мощеным улочкам Гостевого квартала. Удивлялись безмятежности этого места, но понимали, что расслабляться нельзя ни на мгновение. Еще на входе в город договорились, что ни при каких обстоятельствах не будем заглядывать в Озерный квартал – туда, где могли до сих пор прятаться черноиты, навеки прикованные к своему лигуру.
– Там! – Гром сорвал со спины топор.
Мы замерли. Несколько ударов сердца стояла тишина. Мягкая поступь. Шелест цаниоб. Мы заняли круговую оборону. Последние дни в Лаэрнорском лесу научили делать это быстро, без слов. Каждый держал свое оружие, готовый дать отпор любому, кто захочет познакомиться с нами поближе, будь то человек или зверь.
– Там! – одновременно прошептали Миа и Феонил.
Белые фигуры.
Эрза натянула тетиву. Тенуин выставил руку со взведенным арбалетом.
– Эй! – крикнул охотник.
– Тише ты, – осадила его Эрза.
Белые фигуры. Они не бежали, не суетились. Просто шли по своим тропинкам. Женщины, закутанные в белоснежные дханты с коричневыми поясами. С непокрытой головой, с подвязанными волосами. Они даже не смотрели в нашу сторону – так, будто нас не существовало. Будто отряд из восьми вооруженных людей, стоящих спиной друг к другу, здесь был настолько обыденным делом, что не стоил даже праздного взгляда.
– Это люди? – тихо спросил Феонил.
– Похожи, – пожал плечами Теор.
– Здесь не может быть людей, – прошипела Эрза.
