– Кто победил? – спросила я.
– Месье Каро.
– Ты что, не мог позволить мальчику выиграть? – спросил один из мужчин месье Каро, который занял место в своем кресле.
– Зачем было это делать? Что за глупость – взрослый человек проигрывает малому ребенку! Если, конечно, хочешь, чтобы из ребенка вырос слабак, то можешь ему проигрывать.
– Что это, мама? – спросил сын, показывая рукой на шарики из теста.
– Это хлеб с мясом, наверное с курятиной. Но есть и сладкие – с абрикосами, миндалем. Если хочешь, попробуй все.
– Сейчас, – сказал он и взял шарик с мясом.
С кухни принесли большие миски с салатом и разложили его по пластиковым тарелкам. Я заметила, что шарики были уже съедены.
– Я хочу домой, – сказал мой сын.
Мы встали, чтобы попрощаться с месье Каро, когда из спальни вышел его брат.
– Мы хотим попрощаться и поблагодарить за великолепный вечер. Надеюсь, что в следующий раз мы увидимся у нас.
– Вы уходите, потому что пришел Даниэль? Я могу снова отправить его в спальню, – сказал месье Каро, вставая с кресла.
– Нет, нет, нам просто пора домой.
Брат месье Каро подошел ко мне.
– Это она положила цветы на могилу нашей матери, – устало и без всякого выражения произнес он.
– Я знаю. Нечего ломать себе из-за этого голову, невозможно же уследить за всеми сумасшедшими в этом городе, – ответил ему месье Каро и подмигнул моему сыну.
Я поцеловала месье Каро в обе щеки, и мы с сыном вышли из квартиры, оставив позади журчание голосов, смех, запах еды и сумасшедшего. Внезапно я ощутила на своем плече чью-то руку.
– Спасибо, – прошептала Эдит и вернулась в квартиру.
Телефон прозвонил два раза. Звонил поставщик, который хотел заранее получить заказ. В магазин заходят трое детей, чтобы получить китайские записные книжки. Ему кажется, что эти мальчишки уже приходили, но поручиться он не мог. Собственно, у него сейчас так много дум, что некогда вспоминать о таких пустяках. До того как дети вышли, Мансебо пересчитывает оставшиеся книжки. Их всего девять. Шестьдесят он уже раздал, так что нет ничего удивительного, что некоторые дети заглядывают к нему по второму разу.
В магазин врывается Тарик.
– Привет, брат, начинаем работать? Да, тяжела наша жизнь.
Мансебо не отвечает. Тарик пересекает бульвар и отпирает мастерскую, успев переброситься несколькими словами с булочником. Все идет в точности как всегда. Мансебо смотрит на часы и записывает в книжку свои последние наблюдения. Закончив, он прячет книжку под кассу.
Тарик обтачивает ключ, а Мансебо сидит и раскачивается на своей скамеечке. Сегодня она стоит на новом месте, и Мансебо время от времени посматривает на балкон: не покажется ли там Фатима или, по крайней мере, ее рука. Он снова переводит взгляд на бульвар и видит, как по нему шагают двое напавших на него мужчин. Мансебо не успевает по-настоящему испугаться, а мужчины заходят в обувную мастерскую Тарика. Мансебо видит, как Тарик откладывает дела и приглашает обоих в свою каптерку.
Мансебо встает со скамеечки, готовый бежать в случае необходимости. Мужчины вышли из мастерской так же быстро, как и вошли. Они направляются по бульвару в сторону метро. Под мышкой каждый несет картонную коробку. Тарик никогда не приглашает клиентов в свою каптерку. «Мой кузен их знает, и это поражает меня», – думает Мансебо и вытирает со лба пот. Вечером он должен поговорить с Амиром. Ждать дальше уже нельзя.
– Скоро я продам все это дерьмо и уеду.
– Куда? В Саудовскую Аравию?
Франсуа искренне заинтересован – он хочет знать, куда собирается уезжать Тарик.
– Да, а почему нет? Дела идут плохо – ботинки, ключи, – нет, к черту.
Мансебо внимательно смотрит на кузена и отпивает глоток ликера. Он хорошо знает Тарика, его ничто не остановит.
– Я возьму судьбу в свои руки. Надо продавать всю эту дрянь и рвать когти. Считать копейки от ремонта обуви? Нет, надеюсь, что скоро я буду просто купаться в деньгах.
– А как же Адель?
– Что такого она делает здесь, чего не сможет делать в Саудовской Аравии?
И это истинная правда.
– Похоже, тебе, Мансебо, придется посылать кузену деньги?
До сих пор Мансебо не принимает участия в дискуссии, но Франсуа вовлекает его в разговор. Мансебо вздрагивает от одной мысли о том, что ему придется делиться деньгами с Тариком и Аделью. Ему становится страшно при одном упоминании об этом. Семья должна выручать своих.
