ними, как ими пользоваться. День клонился к закату, так что времени вряд ли хватит сегодня на еще одну атаку. Ночных атак со стороны немцев не помнили ни я, ни другие ветераны. Но все равно атаки будут, хоть сегодня, хоть завтра, и к ним надо быть готовыми. Хорошо бы, чтобы ночью подбросили подкрепления и патронов с гранатами. Второе – совершенно необходимо. Море и ветер должны позволить это. Только бы нашлись исправные катера!
Но еще до прихода катеров у нас собрали сколько можно людей для ночной контратаки. Я смог собрать десяток человек, а остальные шесть остались обороняться в нашей траншее. Как оказалось, нас привели на помощь беляковцам, у которых были серьезные потери. Из двух рот, что высадились, уже потеряна треть. А надо спихнуть немцев с высоты 37,4. Такие тут вот высоты, не чета Тетке или Колдуну. Но этот пуп на ровном месте командует всей северной частью Эльтигена. Кстати, правее ее был маяк Нижне-Бурунский. Поскольку артиллерии практически не было – взятые с бою пушки вышли из строя, – то атаковать надо было внезапно, пользуясь тем, что уже стемнело, да и немцы тоже умучились. Они ведь не железные – утром их с места сорвали, по дороге бомбили, кинули в бой под удар наших штурмовиков, которые весь день над полем боя висели, а потом от беляковцев им досталось. Так что сейчас на них должны свалиться усталость и нервное напряжение, а от этих дел слипаются глаза и хочется отдохнуть и хоть до утра не думать о разных там атаках и Эльтигенах. Но если ты не думаешь об Эльтигене, то он сам придет к тебе. Вот и мы пришли и свалились на голову занимающим окопы немцам. Только тогда нас и обнаружили, когда дело дошло до ближнего боя. Поскольку в моем взводе остались только два дегтярева, я зажал один захваченный МГ. Пригодится завтра. Беляковцам мы его не показали, чтоб не расстраивать их. Взводу высота обошлась в одного убитого и двух раненых, но последние не спешили уйти в санчасть и заявили, что смогут воевать. Ладно, может, все у них обойдется.
Мы не зря атаковали ночью. Под прикрытием шума боя с кавказского берега пришли несколько десятков катеров. Пополнение было очень существенным, перевезли несколько противотанковых пушек, сильно добавилось боеприпасов. Правда, второй эшелон катеров явился уже за полночь, немцы его обнаружили и обстреляли, но вроде как все смогли разгрузиться. Но не все ушли, и утром стало видно, что разбитых кораблей прибавилось.
Настало второе утро на плацдарме, и мы его встретили за земляными работами, а я – за обучением расчета премудростям, с какого конца немецкий пулемет стреляет. Я, конечно, всего в нем не превзошел, но ствол и ленту менял уверенно. Вот если что-то внутри сломается, то… Поглядим, насколько немецкое качество характерно именно для нашего трофея.
За ночь саперы снова собирали мины с берега, а сейчас заканчивали минирование перед траншеями.
День был прямо-таки страшный. Утром тяжелое зрелище – попытка высадить нам подкрепление. Пришли два катера: «охотник» и речной бронекатер. «Охотник» остался поодаль (он не проходил по осадке через проклятый песчаный бар), а бронекатер двинулся вперед, прошел бар, высадил бойцов под огнем и стал отходить. И тут его на наших глазах расстреляла немецкая батарея. Километрах в двух от берега он затонул после нескольких попаданий, как его ни закрывали дымзавесой. Видимо, корректировщики его продолжали видеть. Оставалось надеяться, что ребят с него подберут из воды.
И вскоре пришла наша очередь. Первая атака случилась очень скоро, и именно на нашем участке. Немцы атаковали бесстрашно и даже прорвались к траншее. Сразу же пошла рукопашная, и удержались мы с трудом. Потом еще одна атака, уже ближе к обеду, а позднее – третья по счету, вдоль берега на южную часть поселка. Самоходки ворвались в Эльтиген, хотя вскоре их и вышибли, но атаки пехоты продолжались. Немецкая артиллерия неистовствовала, среди снарядов были и какие-то крупнокалиберные, рвавшиеся куда сильнее, чем у обычной полевой артиллерии. Наши штурмовики снова весь день терзали немцев, сменяя друг друга, артиллеристы из-за пролива тоже старались. Немцы умылись кровью. Но и за день наш батальон сильно поредел. В роте в строю осталось едва два десятка человек, выбыл из строя ротный, контуженный миной, у меня вообще осталось семь человек не раненых. Трофейный МГ пал жертвою попадания двух снарядов, как и один из Дегтяревых. Хуже всего было то, что нас сильно оттеснили к морю, захватив южную часть поселка, да и с запада немцы подошли практически вплотную к нему. Вчера взятая ночным штурмом высота, увы, снова перешла к немцам. Патроны опять заканчивались, раненых было много, в подвалах они лежали буквально друг на друге – ведь часть поселка заняли немцы. Ребята из 318-й говорили, что их артиллеристы за ночь починили два зенитных автомата, захваченных у немцев. Сегодня они поработали на нас, а к вечеру опять вышли из строя. В атаку противник явно бросал всех, кого можно найти. Сегодня на нас ходили пехотинцы, саперы, зенитчики (видимо, это были те, что лишились орудий). Для полного набора не хватало только моряков из Камыш-Буруна. День выдался неважный. Вроде как не ранен и не контужен, царапин и ссадин полно, есть и ушибы, но все силы вышли из тела, как воздух из шины.
Наступила темнота, и надо было готовиться к завтрашнему акту трагедии. Отчего-то именно так я и воспринимал завтрашний день. Как последний на этом плацдарме и вообще. Поскольку за спиною километров пятнадцать ноябрьской воды, нас ждет именно последний бой и последний парад из «Варяга».
Но ночь часов с десяти-одиннадцати наполнилась грохотом артиллерии. Он доносился с севера: 56-я армия начала форсировать пролив с косы Чушка.
К этому грохоту добавился грохот орудий с моря. Наконец-то немецкий флот проснулся и попытался помешать переброске подкреплений к нам. Тем не менее ребята прорвались. Прибыли и боеприпасы, и подкрепления. Часть ребят были знакомы по Малой земле: 81-я морская бригада, которая сменяла нас, когда мы уходили готовиться к десанту в Новороссийск. Сейчас их включили во вновь сформированную сто семнадцатую гвардейскую дивизию. Эта дивизия, как они потом рассказали, была собрана из трех малоземельских бригад. Еще туда вошли десантники из 8-й гвардейской бригады и та самая левофланговая на всем фронте 107-я бригада.
Вот вновь переброшенных ребят и поставили на самое опасное место – юг плацдарма.
