ведом какой-то секрет, который ему не рассказали. Может, родители, а может, в школе. Или, может, рассказывали, да он не понял.
Саше стало ужасно жалко себя. От этого чувства его потянуло вниз, к полу – и он выплыл из-под мушиной ауры.
Внезапно Хунта поднял голову. В глазах его вспыхнули желтые искры.
– Кто здесь? – сказал он, складывая пальцы в какую-то сложную фигуру.
Привалов, жутко перепуганный, бросился прочь – сквозь стену. Стена пропустила его с трудом, но все-таки пропустила. Однако сзади раздался зловещий шорох. Обернувшись, Саша увидел какую-то сеть с крючками, которая вылезала из стены и тянулась к нему. Он понял, что это ловчее заклятье Хунты, и тут же проскочил через другую стену, потом пулей полетел в пол, сжавшись до размеров атома водорода, пересек какую-то заколдованную полосу, потом наткнулся на охранную магическую решетку, которая отшвырнула его в сторону. Сеть в нее врезалась. Решетка выгнулась, и два заклятья начали рвать друг друга. Сущность Привалова пролетела между ними, замирая от ужаса.
Потом он попал в какой-то темный колодец, еле увернулся от блестящей золотой змеи – и, наконец, вылетел куда-то, где почувствовал, что за ним никто уже не гонится и можно не бояться.
Первое, что увидел Привалов в новом месте, – это стограммовую жестянку растворимого кофе «с папуасом». В Соловце его не бывало в принципе, в Ленинграде – в принципе бывал, но Саше принципиально не попадался. Стелле иногда присылали родители, но в прошлом году растворимый кофе пропал даже в столицах. Саша потянулся было к дефициту и тут же отлетел на метр – такой силы чары были наложены на банку. Присмотревшись, Привалов заметил аккуратную этикетку: «Проклятье неизвестной конфигурации. Бризантность 75[41], фугасность 1,8[42], роковая неизбежность 80.
Расшифровке и снятию не поддается. Наложено Розалией Адамовной Пересунько (род. 1919 г. Винница), природной ведьмой, против соседей по коммунальной квартире».
Немного отодвинувшись, он увидал и другие предметы – пятилитровую банку с огурцами домашней закатки, банку поменьше, темного стекла, из-под импортного пива, потрепанную книжку Булгакова «Мастер и Маргарита», индийский чай в железной коробке… Все это было снабжено пояснениями и комментариями – когда и где это было заколдовано и с какой целью. В основном это были разного рода проклятья и зложелания.
Куда он попал, Саша понял почти сразу: его занесло в отдел Заколдованных сокровищ. Видимо – тот самый, о котором упоминал Янус и не захотел говорить Выбегалло.
Вывод дался ему просто, по логике: помещения были битком набиты сокровищами, и все они – Саша теперь это ясно видел – заколдованны. Колдовство было, как правило, нетривиальным и чаще всего смертоносным. Что интересно – с номинальной стоимостью вещи сила колдовства коррелировала слабо. Например, на старинном золотом перстне с сапфиром висело слабенькое пожелание мук совести тому, кто его присвоит. Зато копеечная пластмассовая заколка была запрятана в прозрачный футляр из бронестекла, тщательно прикрепленный к полке никелированными зажимами. Надпись внизу гласила: «Заклятье на рак матки. Бризантность 98, фугасность 4,5, роковая неизбежность 100. Подарок свекрови».
Проплывая мимо турецких туфель на каблуках, Саша обмысливал открывшиеся ему тайны. В принципе, несмотря на все успехи математической магии, волшебство было и оставалось наукой экспериментальной. При этом от старых магов ждать новинок не приходилось: большинство используемых ими заклятий было известно еще в Вавилоне и Халдее. Тем не менее принципиально новые решения откуда-то брались, причем довольно регулярно. Привалов слыхал, что их «ищут в народе», но не представлял себе, как это технически. Теперь ясности в этом вопросе добавилось. Стало также понятнее, почему отдел Заколдованных сокровищ так тщательно прячут.
Непонятно было, что делать дальше.
Он проплыл сквозь несколько стен, пока не наткнулся на дверь, оказавшую существенное сопротивление. Тормозом оказался тот самый витой шнур. Пришлось оборвать обе оставшиеся нитки. Потом содралось какое-то очень тонкое заклятье, приклеенное, казалось, к самой коже души. Наконец, Привалов вырвался из стены и попал в зал с низким потолком.
Почти все пространство занимало сложное устройство непонятного назначения, напоминающее старинную радиостанцию: какие-то стойки, пульты, провода с бахромой пыли и все такое. Единственным элементом, выбивающимся из общего стиля, было жестяное ведро, к которому были прикручены трубки. Заглянув туда, Саша удивился: в ведре лежали горкой кусочки какого-то темного вещества, некоторые – со следами зубов. Движимый любопытством, он снизился над ними – и ощутил ветерок, дующий в дно ведра. Не чуя худого, он опустился чуть ниже. Ветерок превратился во что-то вроде мощного течения. Привалова захватило и потянуло вниз. Он понял, что дело плохо, и попытался усилием воли выскочить из ведра. Не получилось: его тащило и всасывало. Несколько запоздалых рывков только усугубили ситуацию.
– Помогите… – в отчаянии попытался закричать Привалов, поглощаемый механизмом.
В воздухе внезапно возникла мысль, которую Привалов воспринял как досадливую. Потом чья-то могущественная воля выдернула его из ведра и коагулировала в материю. Процесс был мгновенным, но крайне неприятным. Казалось, его запихнули в какой-то пыльный мешок, причем узкий и тесный. На память почему-то пришло неведомо где слышанное «тело – темница души». Саша понял, что это не такая уж и метафора.
– Che cazzo vuoi?[43] – раздался голос над ухом.
Ошеломленный стремительными переменами в своем положении и плохо соображающий, Саша все-таки выдавил из себя что-то вроде «non parlo
