согласитесь, быдловато выглядит. Вот он и не пихал себе ничего, хотя… точно, жвачку жует! Аккуратненько так, не демонстративно, как это обычно делают отечественные жевуны.
Все в меру, все в тему и все в масть, а… глазу и зацепиться не за что, очки разве что. Интересный фрукт!
– Мне интереснее… оружие, – заявил я, играя малолетку, – ножи там, кинжалы, чтобы украшения на них всякие, там, голова змеиная, например, лезвие с кровотоком…
Краем глаза я заметил, как продавец орденов по сантиметру смещается в сторону от нас и по миллиметру закрывает свои «блестяшки» полой пиджака. Стильный дядька не обращал на него внимания, он с интересом рассматривал мои нарисованные конопушки. Сверху вниз.
– Такое?
В правой руке у него тускло блеснула полоска стали. Тут же модник ловко крутнул финку в воздухе и протянул мне ручкой вперед.
Ух ты!
Мечта подрастающей шпаны всех времен и народов – вачинская финка, нож НКВД с небольшим узким клинком, гардой, мощным навершием и наборной рукояткой. Точно! Вот и чеканка на незаточенной пяте лезвия – довоенная эмблема Конторы. Ручка… а ведь это не пластмасса!
Я с удивлением поднял глаза на странного модника.
Бывал я на северах России и видел, что там поморы собирают на льдистых берегах многочисленных рек и озер. Мало того, судьба однажды занесла меня на один любопытный заводик под Холмогорами, похожий больше на старинную артель, разместившуюся в черных покосившихся избах на одном из островов Северной Двины. Видел я, какую красоту там делают. Этот неповторимый кремовый оттенок, матовый блеск и причудливый орнамент, вышедший из-под резца истинного мастера, коих остались единицы, ни с чем не перепутаешь.
– Мамонт?
Теперь пришла очередь удивляться моему нечаянному собеседнику.
– Однако! А ведь угадал ты, дружок. Все верно, ручка из бивня мамонта, который я, между прочим, сам нашел… под Красноярском.
– Вот так прямо – шел, шел и нашел?
– Ха-ха! Да-а. Подловил. Слышь, парень, а ты, я смотрю, взрослых-то особо и не празднуешь? А?
Не отвечая, я рассеянно покачал финку на указательном пальце, пытаясь определить центр тяжести. Все правильно, в районе рукояти, рядышком с ограничителем для хвата. И гарда удобная – слегка скошенная и не очень громоздкая, по идее, не должна особо мешать перехвату. А ну-ка, точно, не мешает. Хоть у меня и мелкая ладошка, но «правильная» финка всегда найдет удобный хват, в этом и заключается ее основное достоинство. А если палец на тупую пяту лезвия? Все равно удобно! А ну как мизинец в углубление под гардой, а навершие придерживать большим и указательным? Промежуточный хват тремя пальцами. Поразительно, оружие даже не шелохнется. Что значит грамотно сделано!
Я с сожалением вздохнул, еще раз крутанул нож в ладони и протянул его хозяину. Тоже навершием вперед, как и положено.
– Новодел, – таков был мой дилетантский приговор, – качественный, добротный, но… все же новодел. Не видел этот ножичек войны. Гламурен больно.
– Гла… чего?
– Понтовый, – быстро перевел я, – реплика с претензией. На старых финках гербов не было.
– Да ну? – усмехнулся новый знакомец. – А что там было?
А и правда, что там, на финке Козета, было нашлепано? У него-то настоящая, довоенный оригинал. Штамп завода-изготовителя, кажется, не помню.
– А что, – начал я хитрить, – восьмилетний советский школьник должен это знать?
– Вот я и думаю…
– Говорю же, мне старинное оружие нравится, – стал я переводить стрелки, – любое: от каменных топоров до пулемета «максим». А это… игрушка…
– Послушай, юный вундеркинд, а как тебя зовут?
– Витя.
– Витек, а где ты ножичек так крутить научился, в свои советские восемь лет?
Да. Точно ведь.
Эти мои опробования захватов на финке действительно могли выглядеть рисовкой. Нескромной рисовкой. Теми самыми понтами, которые я и пытался критиковать.
– Научили, – неопределенно буркнул я, незаметно осматриваясь, – ребята старшие во дворе… в походах…
– Приемчики показывали?
– Случалось…
К чему он ведет? Смотрит доброжелательно, размышляет чего-то. А он, часом, не извращенец какой-нибудь? Что, конопушки мои понравились? На
