мутантов не видел. Не пойму, как на нем этот экзо держится? Он же ржавый насквозь и давно на куски развалился.
– По ходу, к телу прирос, – сказал гранатометчик. – Это самая первая модель экзоскелета, я такую только в старом журнале видел.
– Значит, ценный мутант, – сказал командир. – А любую ценность такого рода можно использовать. И я даже знаю как. Слышь, ты, черномордый! А ну- ка ложись харей в грязь и заведи руки за спину.
– А если нет? – трясясь уже от злости, спросил Харон.
Командир группы криво усмехнулся.
– Тогда получишь очередь в башку, и одним мутом в Зоне станет меньше. Выбирай. Считаю до трех, а потом не обессудь. И «два» уже было.
Больно это – терять силу бога. Но еще больнее после этого ложиться лицом в грязь, повинуясь команде какого-то идиота с пулеметом в руках, который подкрался к тебе сзади в тот момент, когда ты упивался безграничной властью.
Но у Харона была цель, ради которой стоило жить. И только поэтому он подчинился…
Грязь пахла кровью его людей и кислым запахом пороха от гильз, рассыпанных повсюду. Харон лежал и ждал. Он знал, что сейчас будет. Лязг холодных наручников на запястьях, а потом дорога под ногами и тычки стволами меж лопаток. Но у него была цель, ради которой можно было перетерпеть всё что угодно. Когда есть настоящая цель, ничего не страшно. Ни боль, ни унижение, ни даже смерть, которой Харон никогда не боялся. Потому что глупо неживому бояться смерти.
Нас больше не преследовали ни зомби, ни аномалии, ни Поля Смерти. Словно кто-то отменил команду «фас», и все преследователи резко потеряли интерес к двум путникам, идущим по Зоне!
Ну, или почти все.
Меня не оставляло ощущение, что за нами кто-то следит. Чуйка аж звенела. Но кто? Хотели б подстрелить – давно бы завалили, благо мы шли по довольно пересеченной местности, где на каждом шагу кусты да деревья, надпиленные очередями. Прикордонье. Место, где военные увлеченно отстреливают сталкеров, когда те, поднакопив деньжат, пытаются свалить на Большую землю. И удается это не многим. Понятно почему. Сталкер, убитый на пути из Зоны, это почти всегда пусть небольшой, но мешок с деньгами. Пустыми отсюда редко кто выходит, разве что закоренелые неудачники – сначала разочаровавшиеся в жизни на Большой земле, а потом понявшие, что и Зона их не приняла. Но подобных кадров мало. Они либо погибают раньше, либо пулю себе в лоб пускают.
– Не пойму, пасёт нас кто-то, что ли? – сказал Фыф, слегка зеленый с похмелья.
– Ты – и не поймешь? – слегка удивился я.
– Знаешь, птица есть такая – перепи?л, – вздохнул шам. – С бодуна не летает, не чирикает и ни хрена не соображает. Чёт я или реально пережрамши, или пить разучился.
– Лучше бы второе, – заметил я. – И навсегда. Достал ты уже квасить.
– Типун тебе на язык, – нахмурился Фыф. – Если я пить брошу, то совесть как глушить? Я ж Настю свою…
– Это я уже слышал, – сказал я, останавливаясь и поднимая автомат. – Тихо!
– А чё такое?
– Тихо, мля!
Теперь за нами не только наблюдали. Я чувствовал, как на нас скрестились невидимые линии выстрелов. Умею я это – ощущать, когда в меня целятся. Каждый человек в той или иной степени способен испытывать дискомфорт, когда кто-то смотрит ему в затылок или в спину. Так вот, что в Зоне, что на войне это шестое чувство обостряется в разы, особенно если этот кто-то смотрит на тебя через прицел, прикидывая, куда лучше всадить пулю. У меня ж оно в последнее время развилось до того, что я стал понимать, откуда в меня собираются выстрелить. Например, как сейчас. Из-за корней поваленного выбросом дерева, из-за тех кустов и сверху, вон с того кривого дуба, изуродованного аномальным излучением.
– Ложись, – крикнул я Фыфу, и, рванувшись в сторону, открыл огонь. Одиночными. Не видя тех, кто собирался в меня стрелять. Просто чувствуя их взгляды и их намерения. Ничего мистического. Просто навык, открывшийся у того, в кого много стреляли.
Первая пуля ушла вверх – валить всегда предпочтительнее тех, кто видит больше и дальше других. Я знал, что не промахнулся. Мне даже не нужно было смотреть на то, как падает вниз, цепляясь одеждой за ветки, мертвое тело. Линия выстрела, щекотавшая мне переносицу, исчезла, и причина этому могла быть только одна. Поэтому сейчас я был занят двумя другими охотниками.
Которые, в свою очередь, оперативно занялись мной, решив, что мелкая цель в лице Фыфа для них менее интересна, нежели сталкер, умеющий стрелять на опережение.
Очередь из кустов резанула по моим ногам – вернее, по тому месту, где они только что были. Впрочем, не всё так радужно. Хоть я и успел длинно, рыбкой отпрыгнуть в сторону, одна пуля всё же дёрнула меня за штанину. Однако я успел ответить еще в воздухе – всё-таки стрелять по вспышкам легче, чем по источнику воображаемой линии выстрела.
«Два», – с удовлетворением отметил я про себя.
А вот «три» не получилось.
