летит привет в виде пары «толкушек»[70]. Удается их выбросить из воронки, и они взрываются на лету. В ответ мы бросаем свои оставшиеся гранаты. Одна из гранат влетает в воронку, вторая разрывается около края. Трое парашютистов выскакивают из воронки, чтобы попасть под наши пули. Следом за разрывами мы рывком преодолеваем расстояние между нашими укрытиями, чтобы сойтись в воронке в рукопашной с еще двумя «дьяволами». Раненные осколками гранат и оглушенные их разрывами, они тем не менее пытаются на краю воронки установить пулемет и заправить в него ленту. Увидев нас, тут же бросаются в рукопашную. Мы удачливее и быстрее, тем более что пленные нам не нужны. Все быстро кончается. Захваченный пулемет и гранаты идут в дело.
Только тут удалось увидеть, что саперы поддержали нашу атаку и зачищают свой фланг, а также бывшие позиции зенитчиков.
Совместными усилиями немцы кончились. Восьмерых из них мы все же взяли в плен. Они пусть и покалеченные, но дождались того, что их скоро отправят к нам в тыл. Ничего толкового на допросе пленные не сказали. Вылетели они с аэродрома в Тихорецке, куда их перебросили из Сталино (Донецк). Задача у них была одна – совместно с атакующими снизу егерями захватить и удержать вершину, а затем зачистить гору. О заинтересовавшем меня «Юнкерсе» ничего сказать не могли. Осмотр вещей и трупов практически тоже ничего не дал. Все как обычно – оружие, боеприпасы, немного продовольствия, две рации и кинокамера с несколькими бобинами чистой кинопленки. Что самое интересное – так это то, что кинокамера была найдена на унтершарфюрере СС, из роты пропаганды которого, по словам пленных, включили в группу перед самым вылетом. Он должен был снять очередной подвиг «зеленых дьяволов» и лучших в мире горных егерей.
Вот так Перстень нас всех спас. Самое удивительное, что после этого провала достопамятный «Юнкерс» больше не появлялся, а немцы вроде как охладели к нам. В атаки больше не ходили и ограничивались лишь минометными обстрелами.
Серьезно заниматься нами мешали и оставленные мной в городке снайперские тройки, скрывавшиеся до особого распоряжения и после памятного боя вышедшие на охоту. По поступавшим докладам, они полностью контролировали железнодорожную станцию и часть городка, не допуская туда румынские и немецкие команды. Осознав ненужность лишних жертв, немецкое командование отозвало своих саперов с этого участка, бросив их на минирование и инженерную подготовку Ставропольского направления.
Несмотря на все ухищрения и попытки врага, наши все равно прорвались в городок. Первыми, расчищая дорогу огнем орудий и минными тралами, вошла рота танков на «Т-34М»[71]. Она перерезала немцам дорогу через ставропольскую сторону, вышла к аэродрому, а затем ударила в направлении жд станции. Поторопился ротный. Ой как поторопился! Кто же в городе, пусть и таком маленьком, как Невинномысск, действует без пехотного прикрытия?! Нет что бы, как все умные и грамотные люди, закрепиться на аэродроме, связаться с нами, договориться о совместных действиях. А они решили, что самые умные и пробивные. За что и поплатились. Тут, несмотря на все действия моих снайперов, еще оставалась в развалинах куча немецких и румынских егерей. Три «тридцатьчетвертки» они «фаустами»[72] сожгли.
Жалко танкистов, но, может, умнее будут и больше не полезут без разведки и пехоты куда не надо. Мои снайпера вышли на них уже после того, как те спрятали свои машины от огня противотанковой артиллерии и «фаустников» врага среди развалин станции и городка. Совместными усилиями наладили оборону станции.
Наша «царица полей» (пехота) пришла только через два часа после этих событий. Ну а потом подтянулась артиллерия, зенитчики и разнообразное начальство, которое после радости встречи двух фронтов оставило нас в городке гарнизонной и комендантской командой, а само нацелилось на Черкесск и Минводы. Правда, продвинуться дальше и перерезать «горловину котла» у них не получилось, Клейст не собирался просто так сдаваться и устроил нашим войскам «настоящую кровавую баню», в которой участвовала и пара даже издалека узнаваемых «Тигров»[73]. Они вместе с немецкой пехотой и противотанкистами, работая с заранее подготовленных позиций, сбили весь наш наступательный порыв.
Осложнила ситуацию для наших войск и слабая поддержка авиации. Слишком далеко она была от линии фронта, да и со снабжением ее топливом было очень сложно – его нужно было везти аж из Астрахани.
Так что тыловикам бы со снабжением механизированных соединений справиться, а то и так половина танков с сухими баками вдоль дорог стоит.
Сдав трофейный эшелон с топливом, до этого стоявший на жд мосту через Кубань и служивший препятствием для его использования врагом, мы смогли серьезно помочь танкистам. Они хотя бы свои танки собрали в кучу и смогли отбросить на десяток километров румын в сторону Армавира.
С КП меня подвинули. Считай, просто «культурно попросили» не мешаться под ногами у «серьезных ребят». Оно и понятно. Начальству для руководства войсками надо много хорошо защищенного места, откуда видно все поле боя. А на вершине кроме моего КП его нет, вот они и решили «поютиться» на уже подготовленном и проверенном месте. Для остальных служб штаба использовали имеющиеся землянки моих подразделений – санчасти, саперов и радиовзвод. Чтобы их освободить, всех раненых независимо от категории ранения на оставшемся после боев трофейном автотранспорте сразу же направили в Ставропольский эвакогоспиталь.
Моих ребят, державших оборону в разных местах городка в течение суток, сменили прибывшие части Южного фронта. Все вместе остатки подразделений собрались в развалинах станции, где теперь были комендатура и наш штаб. В строю осталось меньше трехсот уставших и измученных боями человек. Вместо заслуженного отдыха нам пришлось организовывать комендантскую службу, решать вопросы не только военные, но и гражданского населения.
В известной мне истории Невинномысск в ходе боев за город и станцию не сильно пострадал, а в этой представлял собой груду развалин, среди которых
