пополнением и снабжением совсем плохо стало. Под Витебском люфтваффе несколько эскадр ночных истребителей разместили, и нашим соколам прорываться тяжело стало. За ночь всего пару-другую самолетов принимали. С продовольствием еще более или менее сносно было, а вот с пополнением и боеприпасами совсем плохо.
Немцы из Франции и Польши несколько своих свежих дивизий прислали. Создали ударный кулак, прорвали наш фронт и заняли город. Правда, много они от этого не выиграли. Город им достался сильно разрушенным. Население в большинстве своем нами было вывезено. Ж/д станцией, аэродромами, заводами, складами пользоваться долго не смогут.
Продвинуться дальше в Налибоки[90] и в глубь занимаемой нами территории противник не смог.
– А шрамы на спине у тебя откуда?
– Это я еще весной получила. В марте от нашего человека поступило сообщение, что часть бойцов в одном из полков собралась перейти на сторону врага. Полк был укомплектован из местных жителей, попавших под мобилизацию в феврале этого года. Командование полка было на хорошем счету, полк под его руководством неплохо сражался под Докшицами, стойко держал оборону. Поэтому рубить с плеча не стали. Было решено, что я под видом жительницы Минска, разыскивающей своего мужа, ранее содержавшегося в шталаге на Пушкинской и после освобождения направленного на службу в этот полк, поеду туда и на месте разберусь, что к чему. В качестве мужа должен был выступить один из наших парней.
Не успела приехать, как немцы перешли в наступление и загнали полк в болото. То, что мы оказались в окружении, стало понятно уже к исходу вторых суток. Часть бойцов в ходе боев добровольно сдалась и перешла к немцам, остальные держались как могли.
Немцы лупили по болоту минометами. В атаки старались не ходить, знали, что по зубам получат.
Холодрыга стояла ужасная. Лед подтаял. Ноги весь день в воде. Хорошо еще, что у меня с собой резиновые сапоги и шерстяные носки были, а то бы обморожение точно получила.
Товарищ, к которому я ехала, погиб еще в начале боев. Пришлось открыться командиру полка – кто я и зачем прибыла. Понятно, что ему было не до моих проблем. Связи с командованием не было. Временно меня определили в санроту. Вот я и отступала вместе с ранеными. На третий день закончилось продовольствие. Питались отзимовавшей клюквой и болотной водой. Ослабли все. Боеприпасов осталось по паре патронов на человека. Искали теплые вещи и патроны у убитых. Но держались. Когда стало понятно, что помощь не придет, командованием полка было принято решение – на рассвете пятого дня идти на прорыв. Все секретные документы и знамя полка сложили в сейф и закопали. Капитан, что полком командовал, меня специально пригласил. Место показал, куда они с начштаба и политруком сейф прятать собрались. Ориентиры, как потом найти закладку, мне оставил. Я свое удостоверение и партбилет в сейф положила. Себе лишь платок, зашитый в одежду, оставила.
Нам не повезло. Вечером немцы подтянули свою тяжелую артиллерию и начали методично обстреливать наши позиции. Один из снарядов разорвался рядом с нашим укрытием. Сосна, стоявшая рядом, обломилась и упала, накрыв собой раненых. Те, кто был рядом, побежали в разные стороны. Меня кто-то толкнул в болото и, наверное, оглушило миной – очнулась, лежу в воде. Только голова наружу. Еле вылезла. Рядом живых уже никого не было, одни трупы. Наших не слышно. Видно, далеко уже ушли. Обстрел к этому времени закончился. Пока лезла, очень устала и вымоталась. Потому, добравшись до сухого места, упала и тут же задремала.
Вдруг бабах – рядом выстрел. Осмотрелась, а это неподалеку немец пристрелил тяжелораненого. Потом меня за шиворот подняли. Хорошо еще, что я в гражданской одежде была, а оружие в болоте утопила. Немцы нашу сестру не жалуют. Тех, кто был в военной форме, в плен старались не брать. Издевались и расстреливали на месте. Мне повезло – на более или менее адекватных нарвалась. Они меня своему начальству представили.
На допросе сказала, что местная жительница и по мобилизации ухаживала за ранеными. Оставшиеся в живых раненые это подтвердили.
Вот меня вместе с ними и повели в плен. Помогло и то, что я немецким языком владею. С офицером, ведшим допрос, без переводчика общалась. Так я оказалась в Лепельском концлагере.
Поместили меня в барак, где наши девушки-пленные содержались. Человек сорок нас там собралось. В большинстве своем в плену при таких же обстоятельствах, как и я, оказались – ранеными и контуженными. В лагере они за больными и ранеными ухаживали, на кухне работали. Охрана над ними издевалась как могла. Особенно теми, кто помоложе. Били и насиловали их постоянно. На девчонках живого места не было. Меня не трогали. Видно, от своего начальства указание имели.
Охраняли нас украинцы, прошедшие обучение в «Травниках»[91]. Сволочи, живодеры и извращенцы… Командовали ими немцы из охранных частей СС. Частенько в лагерь наведывались и абверовцы. Их сразу отличить можно – чистенькие такие все, культурные. Если кого избить надо, охрану вызывают. Сами не пачкаются. С пленными спокойно разговаривают, сигаретами угощают. После их отъезда из лагеря потом обычно десятка полтора пленных в грузовике вывозилось.
Посещали нас и предатели, те, кто в РННА[92] немцам служат. Да и казаки несколько раз приезжали.
Из руководства полка я никого в плену не видела. От тех раненых, с кем мы вместе в плен попали, мало кто в живых остался. Многие еще по дороге в лагерь умерли.
Меня на допросы часто вызывали. Все пытались вызнать, кто я, как попала в полк. Держалась своей легенды. Пробовали из меня что-то вышибать, ничего не получилось. Причем допрашивали наши же – украинцы, русские и белорусы, что перешли на сторону врага. Бросят животом на лавку, лупанут
