– Что, черт возьми, с тобой случилось?
Но я не успеваю даже начать свою долгую историю, не успеваю рассказать, как рисковала, как исправляла план Вселенной, рассказать о бездействии, и попкорне, и большом экране, и Билле, и, может быть, даже Тео, – я слышу голос у себя за спиной.
– Привет, – говорит голос.
И внутри у меня все сжимается.
Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять – это он. Но я все же оборачиваюсь, чтобы убедиться – я не сошла с ума.
Сначала вижу Никки. На нем кипа; он складывает руки и приветствует нас поклоном. А за его спиной – в кожаной куртке, футболке с логотипом Wired2Go, с волосами, обильно политыми гелем, стоит мой муж.
Шон приехал.
– Как это произошло? – спрашивает он, указывая подбородком на мой гипс, когда мы сидим в больничном буфете.
Я хочу спросить: как ты познакомился с Эрикой Стоппард? – но поскольку хочу его вернуть, говорю:
– Дело было на Сэйфко.
– Сэйфко-филд? – Он поворачивается ко мне.
– Да, Сэйфко-филд, – говорю я, зная – он заинтригован. – Ходила на матч «Маринерс», – ставлю поднос, беру фруктовый коктейль, – меня показали на большом экране.
– На большом экране? – Шон замирает, недоумевая, что бы это значило; до него доходит, что он задерживает очередь. Он смотрит на меня, спрашивает:
– С каких это пор ты полюбила бейсбол?
Я пожимаю плечами, якобы из скромности, потому что не могу же я сказать: я не люблю бейсбол, меня Ванесса заставила! Глядя на что-то напоминающее запеченные макароны – с тем же успехом это может быть и цыпленок под пармезаном, и замороженные баклажаны, – я говорю:
– Да так. Вот, поймала мяч, руку повредила.
– Ты поймала мяч, – повторяет он изумленно. – И руку повредила.
Я хочу смеяться, и смеяться, и смеяться, но я молчу, противясь самому простому, противясь очевидному: он не должен понять, что мы оба можем играть в эту игру. Оба можем составить свой план. Оба можем придумать правила и жить по ним, не спрашивая разрешения друг у друга.
Я стараюсь не вспоминать вечер в больнице, когда Тео примчался мне на помощь, и шестилетнюю девочку, которой я соврала, что верю во все, и другой вечер – когда Тео поцеловал меня на мосту, а потом у себя дома, а потом полетел со мной в Нью-Йорк. Я рассматриваю воскообразный ассортимент буфета и делаю совершенно не то, чего хочет мой мозг, хотя иногда он хочет того, чего хочет. С этим даже отец согласился бы.
Я выбираю запеченные макароны (если это они) и иду мимо очереди к кассе. Шон касается моей руки.
– Эй, – говорит он, – похоже, ты счастлива. Рад за тебя. Я тоже счастлив.
У меня в животе что-то переворачивается. Судя по всему, мой гениальный план провалился.
– Я не знала, что ты в самом деле захочешь… совсем со мной не общаться, – говорю я. – Я… переписывалась с Никки.
Наклонив голову, он берет упаковку шоколадного пудинга, срывает крышку и облизывает, потом еще раз – довольно мерзко.
– Ну… ты счастлива, я счастлив… все как надо.
Я ничего не отвечаю, поворачиваюсь к кассиру и прошу раздельный счет.
– Уилла, ну хватит, – говорит он. – Тебе станет легче, если я скажу, что скучал по тебе?
Он смотрит на меня так, словно говорит правду, словно ему тоже нелегко быть без меня счастливым.
– Станет, – отвечаю я. – Я тоже по тебе скучала.
Резко дернувшись, он ставит пудинг на поднос.
– Все так сложно…
– Почему? – спрашиваю я. Не потому что была без него несчастна, а потому что несложное для меня – важнее, чем счастливое. Я ведь Швейцария, черт возьми! Мы ведь оба признали этот факт на Match.com. Усложнять и конфликтовать – не наше занятие, мы любим легких людей, мы любим, чтобы все было спокойно и мягко, как заячьи ушки, – так почему все внезапно так усложнилось?
– Не знаю, почему все так сложно, – он вздыхает и неосознанно гладит мои волосы. – Но сложно.
Собаку Циллы Цукерберг зовут Зверь. Вы знаете об этом? Вчера вечером я снова гуглила Циллу и добавила в подписки ее страницу на «Фейсбуке». Реши я завести собаку, я бы в жизни не рискнула выбрать такую, которая будет отзываться на кличку Зверь. Я бы предпочла, например, Барби или Принцессу, может быть, Макса – если уж совсем сошла бы с ума. Но Зверь – воплощение свирепости, а я никогда не была свирепой. А жаль. Так было бы лучше.
По ряду причин я назову свою будущую собаку Золушкой. Я ничего не говорю Шону. Я не говорю – слушай, ведь мы женаты, черт возьми! Хватит перерывов! Я не спрашиваю, что случилось с Шиллой? С выходными на диване? С массажем ступней? С китайской едой? С попытками зачатия? С нашим планом?
