– Красотка Нэнси! – восклицает Оливер.
– Добрый день, Нэнси, – говорит Райна и, обращаясь к маме: – Я не знала, приедешь ты или нет. Никак не могла дозвониться.
– Просто теперь моя жизнь не крутится вокруг вашего отца, – поставив сумку на столик у стены, мама взбивает волосы. У нее здоровый, цветущий, энергичный и сияющий вид. – Простите, что не позвонила вам.
– Мам, – говорит Райна. – Мы все понимаем. Но… он чуть не умер!
– Вашему отцу хорошо известно, что смерть – часть жизни. Он не хотел шумихи по этому поводу. Смерть – неизменная составляющая плана Вселенной, божественного замысла, – она изображает пальцами кавычки, и в этот момент очень похожа на Райну.
– Кто-то сказал – божественный? – в комнату входит Никки с йогуртом в руках.
– Ты носишь кипу? – спрашивает Нэнси, в первый раз соизволив заговорить.
– Да, мэм.
Она поднимает брови, якобы впечатлившись, и, поскольку никому из нас сказать больше нечего, мы направляемся в кухню, где Глория жарит свиные ребрышки. Никки отказался их есть, поскольку они некошерны.
– Я слышала, у вас в семье проблемы, – говорит мне Нэнси, когда мы стоим у кухонной стойки и накладываем еду себе в тарелки. Райна наклоняется и помогает мне разрезать мясо, потому что моей рукой в гипсе нелегко орудовать ножом и вилкой.
Я смотрю на время, которое высвечивается на микроволновке, и думаю: скоро ли врачи сообщат нам, что отец пришел в себя? Вчера они нас прогнали – сказали, он отдыхает, сказали, до операции ничем нельзя помочь, но… его с нами нет, и это неправильно. Я оглядываю всех собравшихся. Почему только одна я думаю о том, как это неправильно?
– У Шона кризис среднего возраста, – говорю я Нэнси. – Там все сложно.
– Как и всегда в браке, – отвечает она.
Райна фыркает, потом говорит:
– Простите. Вы правы. Брак – это сложно.
Я смотрю на Джереми – интересно, как он отреагирует? Но он никак не реагирует. Просто пьет вино, молча признавая: брак – это сложно, хотя его должен был бы возмутить тот факт, что это сказала его собственная жена.
– Ну, вы не замужем, – говорю я Нэнси. Это же очевидно. Она – классная независимая лесбиянка!
– Я была замужем. За прекрасным человеком. Не таким, как ваш отец, – она обрывает себя. – Простите, я не то хотела сказать. Я знаю вашего отца только по рассказам вашей матери…
– Настоящий засранец, – заявляет мама, обгрызая кость.
– Мама! – кричу я. – Он при смерти! Прекрати сейчас же! – и смотрю на Оливера, ища поддержки, но он всем видом говорит: не буду вмешиваться, намасте! Или что-то вроде этого, черт его знает. В этой семье ни у кого не найти поддержки, понимаю я и вонзаю вилку в мясо.
– Я овдовела в пятьдесят семь, – продолжает Нэнси. – Рак поджелудочной.
– Ужасно, – говорю я.
– Мы очень долго любили друг друга. Ужасно, что его не стало. Но когда он был жив, мы были счастливы, а это уже многое.
– Я восхищаюсь таким отношением к жизни, – заявляет Оливер своим потусторонним голосом, призванным успокоить. – Этого ищут мои ученики. Может быть, вы выступите на моем мастер-классе?
– Мама! – перебивает Райна. – Ты сама знаешь, у нас с папой не лучшие отношения, но… у него…
– Все у него нормально! – отрезает мама. – Все будет нормально. Ты в самом деле думаешь, что несчастная недостаточность желудочка способна вывести его из строя?
– Я думаю, никто не может контролировать недостаточность желудочка, – говорит Райна.
– Если кто и может, так это твой отец. Доктора говорят, его состояние стабильно! И потом, ты помнишь, что он говорил – когда-нибудь мы все умрем.
Тут вмешивается Никки:
– Значит, я могу не гуглить, как правильно провести шива?[26]
И мы все кричим:
– Нет!
Он говорит:
– Ну ладно.
А потом:
– Лехаим.
И выходит из-за стола.
