– Я не реву, – возразил Острик и заплакал еще сильнее, а учитель продолжал свой рассказ:
– Алфавитный доктор попытался развеселить бедную Семерку.
«Послушайте, послушайте!» – сказал он.
Семерка перестала плакать и посмотрел на доктора.
«Нет, – произнесла она, – вы должны сказать “говорите, говорите”, а “послушайте, послушайте” – я».
«Несомненно, – ответил доктор, – вы бы так и сказали, если бы были в здравом уме; но вы, видите ли, не в здравом уме, а когда ты безумен, ты всегда говоришь не то, что должен».
«Это неверно», – возразила Семерка.
«Я понимаю, – сказал доктор, – но не спорьте. Если бы вы были в здравом уме, вы бы сказали “это верно”, но вы говорите “это неверно”, имея в виду, что вы со мной согласны».
Казалось, Семерка была довольна, что ее так поняли.
«Нет, – сказала она, – что значит да».
«Значит, – продолжал доктор, – если вы скажете “говорите, говорите”, когда здравомыслящий человек сказал бы “послушайте, послушайте”, то, конечно, я должен сказать “послушайте, послушайте”, если я хочу сказать “говорите, говорите”, потому что я разговариваю с безумной.
«Нет, нет», – ответила Семерка, что означало «да, да».
«Что ж, тогда продолжайте свою речь», – велел доктор.
Семерка достала носовой платок и заплакала.
«Леди и джентльмены, – продолжала она, – я снова должна защищать дело бедного числа, подвергающегося дурному обращению. Меня, безродной сироты…»
Тут Острик перебил учителя.
– Что значит «беспородной»?
– Не «беспородной», а «безродной», – ответил тот.
– А в чем разница?
– Послушай, мальчик, если ты и дальше будешь перебивать меня, то почувствуешь разницу между «спором» и «поркой»! – рассердился тот, и Острик умолк, а учитель снова заговорил:
– Итак, бедная Семерка продолжила свою речь:
«Я умоляю вас проявить жалость к несчастному числу. О, вы, мальчики и девочки, подумайте о бедном, покинутом числе, у которого нет ни дома, ни друзей, ни отца, ни матери, ни брата, ни сестры, ни дяди, ни тети, ни племянника, ни племянницы, ни сына, ни дочери, разочарованном и одиноком».
Тут Остряк издал ужасный вопль.
– Почему ты кричишь? – спросил учитель.
– Я так хочу, чтобы бедная Семерка стала счастливой. Я даже готов отдать ей часть своего обеда и уложить спать в свою кровать.
Учитель повернулся к старосте.
– Острик – добрый мальчик, – сказал он. – Зададим-ка ему на следующую неделю выучить умножение семи на ноль. Быть может, это его утешит.
Мистер Галка, сидящий на окне, подмигнул сам себе и запрыгал со сдержанным веселым карканьем, тряся крыльями; казалось, он обнимает сам себя и смеется. Потом ворон тихонько впорхнул в класс и спрятался на книжном шкафу, а учитель продолжал свой рассказ:
– Итак, через какое-то время Семерке стало лучше, и она пообещала, что избавится от безумия. До того как доктор ушел домой, каждый из Алфавита и Чисел подошел и пожал руку бедной Семерке, пообещав, что отныне будет добрее к ней.
Ну, дети, что вы думаете об этой истории?
Все ученики наперебой закричали, что это было прекрасно, история им понравилась и что они тоже постараются быть добрее к бедной Семерке в будущем. И только грубиян Ёршик заявил самым последним:
– Что-то я во все это не очень верю. А если это правда, тогда я бы хотел, чтобы Семерка умерла; нам всем было бы без нее лучше.
– Неужели? – спросил учитель. – Почему?
– Потому что она бы нас не беспокоила, – ответил Ёршик.
Когда он это произнес, ворон издал какой-то странный крик, но никто не обратил на него внимания, кроме Острика, который сказал:
– Мистер Галка, хоть мы с тобой любим бедную Семерку.
Ворон терпеть не мог Ёршика, потому что тот бросал в него камни и пытался выдергивать перья из хвоста, и, когда Ёршик говорил, казалось, карканье ворона означает: «Вот погоди!» Пока никто не смотрел на него, Мистер Галка украдкой взлетел и спрятался в стропилах крыши.
Вскоре уроки закончились, и Острик собрался идти домой, но он не смог найти Мистера Галку. Мальчик подумал, что ворон потерялся, и очень огорчился; тем вечером он отправился в постель со слезами на глазах.
