«Можно нам посмотреть?» – спросил один из юношей. Я кивнул в знак согласия, когда он наклонился, чтобы поднять крышку, остальные сгрудились вокруг него – все, кроме мужчины с мастифом, руки которого были заняты этим буйным зверем. Молодой человек поднял крышку. Стоило ему увидеть то, что находится внутри, как пальцы его сами собой разжались, и крышка откинулась назад, открыв содержимое ящика. Толпа с содроганием отскочила, а некоторые женщины завизжали. Я боялся, что они привлекут ненужное внимание, так как мы подъезжали к станции, поэтому тихо произнес: «Лучше бы вам вести себя как можно тише. Ничто так не раздражает змей, как шум. Слыша громкие звуки, они считают, что наступил подходящий момент для поисков добычи!»
Это смелое утверждение, наверное, подтвердило то, что удавы сонно приподняли головы и слабо зашипели, после чего мои актеры ринулись в дальние углы салона-вагона, налетая друг на друга. К этому моменту хозяин мастифа выбился из сил, сражаясь с могучим животным. Так как я хотел, чтобы они как следует усвоили этот урок, я сказал: «Лучше заставьте собак замолчать. В противном случае, за последствия я не отвечаю. Если этот мастиф умудрится напасть на змей, что он и пытается сделать, они выпрыгнут наружу и будут сражаться, а тогда…» – я многозначительно замолчал, так как в подобный момент молчание – это лучшее красноречие. Всеобщий страх отразился на побелевших лицах актеров, а тела пробила дрожь.
«Боюсь, я больше не могу удерживать его!» – задыхаясь, произнес мужчина с мастифом.
«Тогда, – сказал я, – пусть ваши спутники, у которых есть собаки, попытаются вам помочь. Если они этого не сделают, будет слишком поздно!»
Несколько человек подошли к владельцу мастифа, и с помощью веревок им удалось надежно привязать зверя к ножке скамьи.
Видя, что все наполовину парализованы страхом, я снова водрузил на место крышку ящика, и мои актеры вздохнули свободнее. Когда же они увидели, что я буквально сел на ящик, на лицах некоторых появилось нечто вроде улыбки. Я, впрочем, продолжал требовать, чтобы они заставили замолчать своих животных, а так как сделать это было почти невозможно, у них нашлось чем заняться.
Признаться, я и сам сначала немного нервничал. Ударь какой-нибудь удав головой в крышку ящика, и я сей секунд отскочил бы в сторону, однако мои змейки оставались совершенно спокойными, и у меня прибавилось смелости.
Несколько часов прошло мирно, не считая эпизодов, когда кто-то из многочисленных животных нарушал спокойствие. Пение канарейки, например, вызвало у некоторых актеров сердитые проклятия, но им было далеко до взрыва всеобщего гнева, который пал на хозяйку утки, когда молчаливая до того птица вдруг произнесла свое скромное «кря-кря».
«Заставьте же замолчать вашего проклятого питомца!» – послышался сердитый шепот измученного хозяина мастифа. При этом многие из тех, которые уже успели успокоиться, улыбнулись.
Когда часы подсказали мне, что мы уже приближаемся к Карлайлю, я встал на ящик и произнес маленькую речь: «Дамы и господа, я считаю, что сегодняшний эпизод, хоть и был неприятным, окажет полезное действие. Вы поняли, что каждый из вас в чем-то несет ответственность за всеобщее благосостояние и что за эгоистичное удовлетворение собственного удовольствия в мелочах рано или поздно приходится платить. Когда я спорил с каждым из вас по поводу ваших животных, вы предпочитали поступать по-своему и даже зашли так далеко, что смирили свои личные и групповые разногласия, вызванные завистью, и объединились против меня. Поэтому я решил продемонстрировать вам свои трудности радикальным способом! Я своего добился?»
Какое-то время все молчали; потом некоторые заулыбались и утвердительно закивали, а я продолжал: «Теперь, надеюсь, вы все отнесетесь к этому эпизоду с таким же понимаем, как я к происходящему раньше. В любом случае, я принял решение: домашние питомцы вместе с младенцами будут включены в список нежелательных участников наших турне. Что же касается оставшейся части поездки, учтите: если кто-то еще приведет домашнее животное помимо собранных здесь, я тоже сделаю это; думаю, вы уже поняли, что я умею подбирать себе любимцев. Тот, у кого есть возражения, может прямо сейчас расторгнуть контракт. Кто-нибудь хочет высказаться?»
Некоторые пожали плечами, но не раздалось ни звука, и я понял, что одержал полную победу. Тем не менее спускаясь с ящика, я поймал взгляд мисс Монтрессор, полный слез. Она так жалобно смотрела то на меня, то на своего маленького песика, что я вынужден был прибавить: «Запрет не касается мисс Монтрессор, которая получила разрешение возить с собой собаку еще два года назад. Конечно, я не собираюсь лишить ее этой привилегии теперь».
И ни одна живая душа мне не возразила.
– Следующий! – произнес помощник администратора, мистер Рэгг, должность которого вынуждала его быть напористым; обычно он брал на себя ответственность, которой его никто не наделял и которой от него не требовали. В данный момент, в результате, так сказать, естественного отбора, он с молчаливого согласия труппы присвоил себе роль ведущего.
Все молчали, так как сеанс только начался, и никто не хотел выступать добровольцем. Остроглазый Рэгг с одного взгляда разобрался в ситуации и, повернувшись к ведущей актрисе, сидящей слева от администратора, сказал:
– Придется вам выступить следующей, мисс Венейблз. Очередь будет передаваться вместе с вином – разумеется, если у нас в этой поездке есть вино.
Намек не пропал даром для ведущего комика – он быстро открыл крышку своей фляжки и подтолкнул ее, вместе с рюмкой и бутылкой воды, к покрасневшей девушке.
– Вот, – сказал он, – местное вино.
