этого… но, думаю, пока об этом не стоит волноваться».
И он ушел, оставив после себя ощущение мужественной доблести, которое заставило меня устыдиться своего страха.
Скорость заметно снизилась, хотя мы по-прежнему двигались очень быстро; затем послышался странный звук, нечто вроде шипящего вопля, когда быстро вращающиеся колеса взбили воду.
Я вышел на заднюю платформу и, осмотревшись, увидел, как берег, который мы покинули, с каждой секундой уходит все дальше. Карликовые пальмы слились в одну массу, а кипарисовые рощи и виргинские дубы уменьшились до размеров кустарника. Вокруг нас простиралась пустыня быстро бегущей воды; огромный пенистый желтый прилив, по которому там и сям плыли кучи мусора – бревна, сено, мертвый скот, всевозможные отбросы. С обеих сторон была одна и та же картина. Перегнувшись через перила, я смог разглядеть только дальний берег – смутную линию на горизонте. Мы двигались по разливу с огромной скоростью, и наш локомотив, словно нос корабля, создавал впереди волны, которые уходили назад с флангов, пока мы неслись вперед. Время от времени мы ощущали дрожь или внезапный толчок, будто что-то отрывалось или проваливалось под нами, но состав каким-то чудом несся вперед, и по мере того, как берег, который мы оставили, исчезал вдали, а противоположный становился все ближе, наше настроение улучшалось, а страх покидал нас.
С какой радостью почувствовали мы под собой твердую землю и услышали опять прежний громкий стук колес! Визг же тормозов, когда мы чуть позже въехали на сухие рельсы, прозвучал для нас музыкой. Казалось, паровоз пыхтит, как животное, пережившее сильный стресс, а его повелитель, Мик-Дьявол, с веселым, беззаботным и учтивым видом приподнял кепку в ответном приветствии, когда мы все высыпали наружу и прокричали ему троекратное «ура» в истинно англосаксонском духе.
– Мистер Хаппл, – сказал ведущий, – так как мы узнали от Галлиманта, что вы находились в поезде, пересекавшем Байу-Пьер, и что вы слышали некие признания, может быть, вы расскажете нам что-нибудь о том, что там произошло?
Все хором начали просить, и голоса дам были самыми настойчивыми. Признания других людей всегда интересны. Второй комедиант осознал лежащую на нем ответственность и оказался вполне к ней готовым, поскольку незамедлительно начал свой рассказ.
Под страхом смерти
– Наша маленькая группа составляла большую часть труппы. Никто из них не беседовал с участковым инженером, поэтому не был готов, спасая свою шкуру, удрать, не намекнув на опасность спутникам. Я и не подозревал раньше о том, насколько храбр наш друг!
– Время! – предостерег ведущий рассказчика. Тот весело кивнул и продолжал:
– Только когда мы реально оказались в воде, кое-кто из них начал беспокоиться. Действительно, сначала никто не обратил на это внимания, так как нам и раньше часто приходилось перебираться через разлившиеся реки. Но когда скорость упала и колеса в воде начали стучать по-другому, все бросились к окнам и выглянули наружу. Некоторые весельчаки сочли, что настал подходящий момент напугать девушек и подшутить над робкими мужчинами. До сих пор, пока беспокоились лишь немногие, это удавалось им без труда, но всеобщее удивление быстро перерастало в ужас, и, похоже, под его влияние попали все. Желтая вода, которая, казалось, текла одновременно в обе стороны мимо нас, пока мы пересекали поток; пугающий плеск колес, который доносился из раскрытых окон; фырканье и пыхтенье паровоза; нарастающий страх и ужас на побледневших лицах окружающих – все шло к истерике.
Самым проказливым из мужчин был юный Гатакр, дублер Хантли Вавасера, в то время – нашего ведущего актера на роли юношей. Он делал вид, будто ужасно боится, пригибался, прятал лицо и стонал, одновременно подмигивая нам. Но вскоре, по мере того как водная пустыня становилась все шире, Гатакр начал бросать в окно все более тревожные взгляды, и я заметил, как у него побелели губы. В одно мгновенье он стал смертельно бледным и, резко подняв руки, буквально взвыл от ужаса, а потом начал молиться самым униженным образом. Некоторые из нас почувствовали такое отвращение, что захотели дать ему пинка, но на девушек поведение недавнего зубоскала оказало ужасное влияние. Вся эта паническая истерика нарастала постепенно, а вот разразилась в одно мгновение, и через полминуты весь вагон стал похож на уголок публичного раскаяния на молельном бдении «возрожденцев»[19].
Рад заявить, что за этими исключениями пассажиры были в основном людьми храбрыми и разумными, они сохранили трезвую голову и пытались заставить своих друзей вести себя так же. Мне кажется, что действительно прекрасные женщины бывают особенно хороши, когда помогают своим слабым сестрам. Я хочу сказать – действительно помогают, когда эта работа не совсем приятная. Я не считаю помощью женщине, когда ее щедро поливают чужими духами и расшнуровывают корсет, а затем оборачиваются к мужчинам, беспомощно наблюдающим за этим, и присвистывают, словно говоря: «Ну вот, я с самого начала знала, что с ней не так». Мы все знаем, как наши женщины помогают друг другу, так как все мы товарищи, и девушки – лучшие из нас. Но в тот раз женская часть труппы несколько запаниковала, и даже те, кто сохранил трезвую голову и старался не позволить другим впасть в истерику, побледнели и зашатались, одним глазом все время следя за желтым потоком, струящимся под нами.
Я определенно никогда не слышал таких откровений, как во время исповедей некоторых из них, и скажу вам, что слушать их было не слишком приятно. Часть наших мужчин рассердила и унизила мысль о том, что мы могли быть настолько беспомощными. Мы подходили к некоторым девушкам и пытались «встряхнуть» их, чтобы вернуть им рассудок, но – Господи благослови! – это было совершенно бесполезно. Чем больше мы их трясли, тем больше вытряхивали из них такого, что лучше бы оставить несказанным. Показалось даже, будто признания были чем-то вроде гальки, которую можно вытрясти из человека, как зерна кукурузы из лошадиной торбы. Все случилось так адски неожиданно, что ни у кого не было времени подумать. Только что все мы были
