сердец! Услышь печальный глас того, кто посвятил себя Искусству Росция[26]! Слушай голос, который прежде вещал громогласно изумленному миру, а теперь притих и жалобно лепечет в глубочайшем сожалении! Услышь, как я оплакиваю утраченные возможности жизни, лишенной успеха! Когда я думаю, что ноги моей коснулся шар успеха, и я, в своем надменном равнодушии, оттолкнул его от себя, словно малоценную вещь, хорошо понимая, что за все эти годы такой гений, как я, должен был вызвать аплодисменты восторженного мира, что я могу сказать и как объявить о степени или даже названии моего греха? Услышь же меня, о могучий Юпитер…
Именно в этот момент мерный плеск и стук погруженных в воду колес сменились обычным грохотом, так как мы покинули железнодорожный мост и выскочили на путь за ним. Первым обрел дар речи суфлер, который произнес: «Вы провели атаку слишком медленно, мистер Монтрезор[27]. Немного жалко, что занавес пришлось опустить раньше, чем это молитва началась в полную силу!»
Наступила пауза, главным образом использованная для поглощения остатков спиртного в кружках и их пополнения. Ее прервал голос одного из молодых людей, сидящего на некотором расстоянии от очага и довольно далеко от суфлера. У этого молодого человека были длинные волосы и литературные амбиции. Иногда он даже сам с собой говорил, как литератор или актер.
– Как мал этот мир! Вам известно, что из того самого эпизода, о котором только что говорил мистер Хаппл, возникло странное обстоятельство? Если бы я был следующим на очереди, я бы мог сделать из этого подобающий вывод.
– Вывод или не вывод, – послышалось ворчание швеи, на которую пунш оказал убаюкивающее действие, окутав сном, словно плащом, – он не мог бы сравниться с мертвым младенцем, о котором я собиралась вам рассказать!
Ведущий положил конец угрозе новых воспоминаний, тряхнув ее за плечо.
– Проснитесь, милая леди, – сказал он, – и познайте, как низок этот мир. Думаю, мы можем признать, – прибавил он, оглядывая всех, – что в таком исключительном случае возможно нарушить очередность и попросить Тумаки быть следующим.
«Тумаки» было прозвищем мистера Горацио Спарбрука, полученным им за попытку ввести реализм в текст роли Гаспара из пьесы «Леди из Лиона», заменив этим словом «побои».
– Мистер Хаппл упомянул, что во время того памятного путешествия через затопленный Байу-Пьер было сделано некое признание. Могу я спросить, вы сами его слышали?
Все проявили большое любопытство, и все лица повернулись ко второму комедианту в ожидании ответа. После паузы тот нехотя произнес:
– Да, это признание слышали многие, и я в том числе. Кажется, никто в тот момент не обратил на него внимания, однако результат оказался болезненным. Всего несколько слов, но они имели большое значение. После этого мы ни разу не видели, чтобы пара разговаривала друг с другом, а по окончании тех гастролей они оба уволились, и больше я никогда их не видел. Кто-то мне сказал, что они оба покинули сцену. Хотел бы я знать, как вы об этом узнали? Те из нас, кто видел эту сцену и слышал сказанное, молчаливо договорились никогда не вспоминать об этом. И я не вспоминал, до этого момента.
– Это был высокий, приятной внешности мужчина с пучками седых волос?
– Тогда они были черными, такими же черными, как у Костей. Прошу прощения, старина, – кивнул он трагику, а молодой человек продолжал:
– А она была интересная женщина с орлиным профилем? Очень хороша собой, стройная, с густыми белыми волосами и серыми глазами, сияющими подобно звездам?
– Да, прекрасные серые глаза, большие и яркие, как светочи, но волосы у нее были золотистые. Эти двое были самой красивой молодой парой, какую мне доводилось видеть, и до того дня, по-моему, просто обожали друг друга. Говорю вам, то, что случилось в том турне, стало горем для нас всех.
Молодой человек очень мрачно произнес:
– Если бы мы знали всё так же, как знает Всевышний, возможно, мы бы сожалели о некоторых вещах больше, а о других – меньше. Я лишь догадался, что Байу-Пьер стал местом того признания; вторая же часть этой истории пришла с другого конца света.
При этих словах все задрожали от предвкушения. Вот хорошая история, способная пробудить живой интерес! В вагоне воцарилась тишина, подобная тишине падающего снега за его стенами.
Наконец
– Когда я был молодым – да, я и сейчас еще не очень старый, но тогда был очень юн, и все это кажется мне таким далеким, – я однажды свалял дурака. Это был не очень плохой поступок, не преступление, но я очень его стыдился, так как мои родственники были высокопоставленными людьми и занимали важные посты в стране. Когда я вернулся, я боялся рассказать о нем девушке, с которой был помолвлен. Она была умной и инстинктивно понимала: что-то не так – поэтому спросила меня, что случилось. Я отрицал, говорил, что все в порядке. Это меня окончательно доконало, так как я знал, что моя нареченная – чистая девушка и что ее устроит только правда или ничего. А так как мне не хотелось признавать себя еще и лжецом, а не только ослом, я рванул в Австралию. Что я там делал, вас не касается в любом случае это было вполне невинно. Я упомянул об этом только для того, чтобы вы что-то поняли позднее. Я был студентом-медиком, и мне так нравилась эта работа, что у меня с тех пор возникла любовь ко всему, связанному с ней.
На корабле, на котором я плыл, была медсестра, ехавшая в качестве сестры-распорядительницы в одну из больниц Мельбурна. Молодая женщина, но с совершенно седыми волосами, она обычно спускалась в третий класс, в котором я плыл, и старалась быть полезной его пассажирам. Я стал чем-то вроде
