«Поехали!» – сказала она и вскочила в седло.
Мы весь день скакали, не говоря ни слова. Уже под вечер мы подъехали к заливу, как раз когда налетела гроза, и наводнение в одно мгновение превратилось в бушующий поток. Но мою подругу ничто не могло испугать, и она смело въехала в воду. Я последовал за ней, и мы вместе сражались с водной стихией, рискуя жизнью. С большим трудом мы добрались до противоположного берега, однако оба наших доблестных коня пали, когда мы уже видели дом. Мы вбежали в него, она впереди, я за ней. Когда мы появились в дверях, Макрэ вскочил на ноги с воплем: «Дора, Дора, дорогая моя, ты пришла наконец! Теперь девочка должна выжить!»
И с этими словами он без чувств упал на пол.
Мистер Спарбрук умолк и оглядел слушателей. Некоторые из женщин вытирали глаза и шмыгали носом, грудь у них вздымалась, а мужчины вяло уговаривали их: «Ну-ну! Полно!» Единственным услышанным замечанием был комментарий костюмерши:
– Мистер Блоуз сегодня в ударе. Он сделает из этого спектакль. Он был в Австралии, скажите пожалуйста! Ну, а я знала этого господина с самых малых лет, когда его мать держала лавку и торговала пудингами в Ипсвиче, рядом с театром, и уверяю вас, он никогда в жизни не покидал Англию!
– Вы – следующий по списку, – сказал ведущий мистеру Хемансу, второму «благородному отцу», который потягивал свой горячий грог с неестественно мрачным видом.
– Увы, я это знаю! Мне жаль вас всех, но следует выполнить долг. Полагаю, мне нет необходимости бродить по полям романтических историй? – При этом он украдкой взглянул на последнего рассказчика.
– Вы изложите нам факты, старина, – сказал ведущий. – После всех этих героических историй немного убогого реализма будет кстати. Если бы вам удалось рассказать нам о чем-нибудь забавном, мы были бы признательны.
– Что-то вроде истории о мертвом младенце? – спросил мистер Хеманс, и его лицо на мгновение озарил насмешливый огонек в глазах.
– Дамы и господа, и вы тоже, мистер Бенвилль Нонплассер, сэр, как только пожелаете, я готова рассказать о мертвом младенце, чего раньше избегала, если…
– Никаких младенцев в моем рассказе! – резко прервал швею второй «благородный отец», который не намеревался в самом начале отвлечь себя таким образцом реализма. – Благодарю вас, но я собирался поведать почтенному собранию один смешной эпизод о живом младенце. Скажу даже, об очень живом младенце.
– Конечно! Конечно! Тише! Ш-ш-ш!
– Продолжайте! – кивнул ведущий готовому начать рассказчику.
– Возможно, некоторые из вас знают, что я не всегда был актером! И что даже сейчас я не актер, – быстро прибавил он, видя, что трагик вынул изо рта трубку, готовясь отпустить едкий комментарий. – Имея склонность к сцене и особенно к высокой трагедии, я, естественно, стал коммивояжером, так как считал, что самообладание и чистое, неразбавленное, непревзойденное нахальство – это именно те качества, которые я должен культивировать самым старательным образом!
– Послушайте! – начал было трагик, приподнимаясь со своего места, однако, не видя сочувствия на лицах членов труппы, снова сел и глубоко затянулся, а рассказчик продолжал:
– После этого я перешел к профессии гробовщика, так как вскоре понял, что мрачность – наиболее важное качество из всех шаблонных приемов, если мои амбиции когда-либо осуществятся. Тем не менее было странно, что я не преуспел ни в одной отрасли трагического искусства. Клиенты считали меня чуть-чуть слишком мрачным, а потому подозревали в несерьезности, прикрытой внешней мрачностью. Я обнаружил, что крупные центры цивилизации не спешат конкурировать в борьбе за мои зрелые усилия, поэтому, плавая по морям, постепенно приблизился к тому месту, где садится солнце, временно зарабатывая скудное пропитание тем, что рекламировал в окрестностях Черных гор новый лечебный центр, предназначенный для восстановления разрушительных последствий солнечных ударов или обморожений. И вот там-то все это и случилось… – он сделал хорошо рассчитанную паузу, а потом продолжил свой рассказ.
Досужая болтовня
– Однажды вечером мы ехали по западному участку Скалистых гор по железнодорожному полотну, где каждая плохо уложенная шпала грозила оставить нас без зубов.
Путешествие в этой части света, конечно, вызывало очень большие трудности в те времена, о которых я говорю. Пассажирами были в основном мужчины – все изнуренные работой, все слишком нервные и нетерпимые ко всему, что мешало их работе или полноценному отдыху. Во время ночных перегонов постели спальных вагонов стелили рано, а так как все ночные поезда состояли исключительно из спальных вагонов, нам только и оставалось, что сразу же улечься и попытаться проспать как можно больше времени. Так как большинство из нас было обессилено дневной работой, то это всех устраивало.
Погода стояла плохая; все вокруг кашляли и чихали, что делало пассажиров раздражительными, тем более что большинство из них сами принимали участие в хоре из приглушенных звуков, доносящихся из-под пледов и из-за занавесок, но невозможно было выделить каждого нарушителя тишины в отдельности. Однако через некоторое время перемена позы – стоя, сидя или лежа – оказывала некое успокоительное воздействие, и периодический храп
