закрыла ладонями глаза, а когда открыла вновь, предсказатель уже стоял передо мной.
Золотое свечение волос и тела становилось все глуше, а потом погасло совсем — на расстоянии нескольких шагов от меня стоял обычный, живой мужчина. Он поднял руки и сжал ладонями голову.
— Аленушка, — вымолвило это чудовище, — ненаглядная моя, зачем же так бросаться?
О-о-о! Я бы многое могла ему сказать про «зачем» и «почему», даже рот открыла, но увидела за окном небо! Его уже прочертила золотистая полоска, и первый луч солнца норовил выскочить из-за горизонта.
Подобно бегуну на короткой дистанции я взяла низкий старт, разбежалась и прыгнула. Что и говорить, еще никогда в жизни не кидалась с подобным остервенением на совершенно голых мужчин. Он поймал меня и удержал, я же вцепилась пальцами в золотистые кудри и впилась в губы артефакта с бешеным желанием немедленно обратить его в человека, а первый солнечный луч пробился в этот миг в полутемную комнату.
Мое вырвавшееся из-под контроля страстное желание крушить, ломать и кусать совершенно неожиданным образом трансформировалось во что-то такое… ну такое… я даже понятия не имею, во что такое.
Премерзкий артефакт мне ответил! Он в своей наглющей манере перехватил инициативу и теперь — у него нет совести! — меня целовал. С удовольствием, даже сказала бы, с наслаждением и с редким, стоит отметить, умением. Я немного растерялась, поплыла куда-то и о чем-то важном забыла. Согласно логике такого произойти не могло, но мне — боже мой! — это действо понравилось. Или не мне, а моим губам. Определенно губам. Мне оно не могло понравиться! Я бы это солнечное чудовище в землю закопала! А мои губы… эти предатели не возражали, они не подали в мозг сигнал укусить негодяя, а самым коварным образом раскрылись навстречу мужским губам! Таким мягким, но уверенным и настойчивым, очень странно воздействующим на мое сознание.
И я что-то совсем расслабилась, даже пальцы ослабели и не сжимали больше мягкие пряди артефакта, грозя выдрать их с корнем.
Когда процесс очень приятный, ему поддаешься безо всякого злого умысла — честно-пречестно, никакого умысла, все происходит по инерции. Ну как при торможении, тормозишь себе, тормозишь, а тебя все равно несет вперед. Вот и меня понесло. Может, вперед, может, назад, может, в сторону, направление сложно было определить, потому что заштормило, как в той воронке. А страсть все усиливалась, температура тела возрастала, удовольствие трансформировалось в блаженство.
И как кульминация этого необъяснимого с точки зрения здравого смысла и совершенно не поддающегося логике действа раздался финальный «ба- бах!»
Дверь в приемную вышибли, она распахнулась и повисла на одной петле, а артефакт, держа меня на руках, сделал шаг в сторону. Рядом пролетело что-то металлическое и со звоном упало на пол.
— Аленка! — Рев Фомки огласил пространство, и, пока я поворачивала затуманенную голову, стремясь неясным взглядом разглядеть рискнувшего сигануть в водоворот сыщика, верный напарник вдруг стушевался.
— О, вы это… обращаешь, да? Э-э-э, помочь, что ли?
— А? — Все еще не ориентировалась я в пространстве.
— Может, мне выйти?
Вот тут потихоньку все вокруг стало проясняться, я опустила взгляд вниз, на голую мужскую грудь, к которой притиснулась своей, едва не выскакивающей из тугого лифа ведьминского наряда, потом посмотрела выше, на губы в нескольких сантиметрах от моего лица, от которых с трудом оторвалась только благодаря громкому баху, потом на золотистые прядки, пропущенные сквозь мои пальцы, а затем уже в янтарные сверкающие глаза, и… и выдала Фомке:
— Я не виновата. Это он! Он применил запрещенный сногсшибательный прием. Поцеловал так, как меня еще не целовали, и дезориентировал.
— Я так и понял, — ответил Фомка, при этом отвел взгляд в сторону и легонько кашлянул.
— Лучше помоги мне его убить, — наконец вспомнила я о своем важном первоначальном намерении.
— Да никто не против, — поддержал меня сыщик (настоящий золотой напарник!), — но давай его сначала оденем.
Я замерла, осознав, что, собственно, так и сижу на голом артефакте, ноги в чулочках вокруг его поясницы, его руки на моих… о-го-го, на моих не бедрах!
— Ты совсем страх потерял? — обвинила невозмутимое золотко. — Ты за что хватаешься?
— Бесподобная, — впервые за все время разговора подал голос артефакт, — ты же соскальзываешь, я взялся, где удобнее.
— Опус-с-сти, — зашипела, точно целое логово гадюк.
Меня очень бережно поставили на ноги и даже отступили подальше от моих сжавшихся кулаков.
Я придирчиво оглядела артефакта, который уже, конечно, был не артефакт, прикидывая, с какой части лучше начать нанесение тяжелых телесных повреждений, и поняла: Фомка прав.
Обернувшись к напарнику, спросила его весьма решительно, очень стараясь не краснеть:
— А ты с рюкзаком прыгал?
