сделали первый шаг на лестницу, снизу донеслись голоса:
– Это здесь! Четвертый этаж.
– А вот и полиция, – выронил я. – Как видишь, звонить не стоило.
– Что нам делать?
– Имеешь выбор, Мари. Против тебя у них ничего.
Она помедлила две секунды. Шаги на лестнице стали ближе.
Мари повернулась к слесарю и быстро зашептала на ухо. Тот хлопнул ресницами и медленно, неуклюже побрел по ступеням вверх. Пролетом ниже на площадку вышли трое ментов. В форме, при исполнении, с пистолетами и наручниками на поясах. Мы стояли спиной к двери, за которой лежал труп моего врага.
Менты остановились, а я медленно пошел к ним, ступень за ступенью, до предела разгоняя сенсорику. Сквозь радужки глаз проступили эмоции, сквозь одежду – мерцание энергетических центров. В морщинах на их лицах проявился узор детских травм, доисторических обид, заскорузлых комплексов… Вряд ли я смогу справиться с тремя – но разве есть выбор?..
Мари выдвинулась, опережая меня, и остановилась лицом к лицу с главным из них. Она сияла так, что свет отражался в зрачках полицейского.
– Здравия желаю, товарищ лейтенант.
Ровно, сухо, с запахом вороненой стали. Затворная рама. Прутья решетки.
– Здравия… желаю… – произнес лейтенант и прижался к перилам.
Мари прошла мимо, посмотрела в глаза второму:
– Здравья желаю, старшина.
И он уступил дорогу.
Третий.
– Здравья желаю.
Третий вжался в угол лестничной клетки. Ферзь протаранила их, как ледокол проламывает замерзшее море. Я прошел за нею расчищенным фарватером. Менты не смотрели на меня – пялились прямо перед собой, будто в карауле.
Минуту спустя мы сели в машину и выехали со двора.
Первым, что я сказал Марине, было:
– Спасибо.
– Не за что, – ответила она.
– Ты меня не услышала. Я говорю: спасибо. Благодарю тебя.
Марина кивнула – теперь услышала.
– Что нам грозит?
Сказать: «нам» – благородно с ее стороны.
– Не нам. Против тебя никаких улик нет. Против меня – и мотив, и возможность.
Сильно захотелось закурить. Плевать на интуицию и закрытые каналы… но сигарет не было, лишь те, что из квартиры Черткова.
– Если тебя спросят, Мари, где я был прошлой ночью…
– Отвечу правду: ты был со мной в номере гостиницы «Гоголь». Давай согласуем, что именно мы делали. Хочешь, напомню, на каких частях тела у меня родинки.
– Нет. Ты скажешь, что я был с тобою, но среди ночи ушел примерно на час. За коньяком или сигаретами, или чем там еще уходят мужчины среди ночи. Точное время ты не помнишь, поскольку уже дремала, но было темно. Я знаю, что убийство случилось затемно: Чертков зажигал свет; и довольно поздно ночью: он мертв больше двенадцати часов, но явно меньше двадцати четырех.
– Ты хочешь, чтобы я оклеветала тебя?! Я не стану этого делать!
– В противном случае тебя обвинят в соучастии. Скажешь, что я был с тобой – выйдет, что ты делаешь мне фальшивое алиби. Вкупе с сегодняшним появлением на месте преступления, этого будет достаточно.
– Но как они могут обвинить нас?!
– Не нас, меня.
– Тебя… Как? Разве есть улики?!
– Мы приехали в Полтаву, чтобы расспросить о Юрии Черткове. Незадолго до этого он исчез из Киева. Прокурор скажет: мы искали не информацию о нем, а его самого. Вчера днем мы узнали от Василия Малахова о существовании квартиры, а той же ночью именно в этой квартире Чертков был убит. Не исключено, на месте преступления найдутся наши следы. Если их не будет в квартире, менты обыщут лестничную клетку и точно обнаружат мои отпечатки. Я скажу, что оставил их сегодня. Прокурор заявит: вчера, в ночь убийства; а сегодня я пришел повторно и приволок свидетелей (тебя и слесаря),
