холодного ветра заставил меня поежиться. Адреналиновый заряд кончился, я снова чувствовал сырость и холод. Оглянулся на Харда, взглядом подзывая его к себе.
– Что делать с ними, знаешь. Товар из тайника сразу отвезешь Геллеру на склад.
– Не волнуйся, Джек. Все будет сделано, как надо.
Кивнув на прощанье головой парням, я двинулся по направлению к своему офису, думая только о том, что чашка кофе и стаканчик бренди будут мне сейчас очень кстати. Дождавшись приезда Карла, дал ему указания на сегодняшний день и уже совсем собрался ехать домой, как в дверях появился Кац, с довольной ухмылкой на лице. Оказалось, что после долгих поисков, наконец, он нашел компанию, занимающуюся разливом и наклейкой этикеток на бутылки, которая находилась в старом здании на берегу реки, в ста пятидесяти метрах от бывшего жилища Доббинсов, а нынче дома Дикки и Марты. Пару раз, еще до стачки докеров, я навещал их дом, каждый раз находя теплый прием и доброе слово, но после того, что случилось… Не знаю. Вряд ли Марта сейчас примет меня с распростертыми объятиями, может, потом, когда пройдет некоторое время и эта история позабудется.
Компания под громким названием «Громби и сын» обитала в ветхом строении в конце узкой извилистой улочки в нескольких метрах от воды. Комнаты с обшитыми панелью стенами, потерявшими цвет под воздействием сырости и копоти, подгнившие полы и лестницы, писк и возня крыс – все это произвело на меня довольно отвратительное впечатление. С трудом найдя комнату с тусклой табличкой «Управляющий», я толкнул дверь и вошел. Следом за мной проскользнул Кац. Карл остался в дверях. Нашим глазам предстала грязная комната, где все убранство составляли две табуретки, колченогий стол, вешалка для шляпы, старый календарь, чернильница да стоявшие на камине часы без минутной стрелки. За столом сидел благообразный господин с седыми волосами, падавшими на плечи, и длинными баками.
От Мика Уокера, так он нам представился, мы узнали, что основной работой компании была разливка и доставка вин и крепких напитков в бары и рестораны. После того как мы договорились о цене, управляющий изъявил желание лично показать, как ведутся работы. Зайдя в первую из комнат, мы стали наблюдать, как полдюжины подростков проверяют бутылки, держа их против света, откладывают треснутые в сторону, а целые полощут и моют. Затем управляющий провел нас через ряд комнат, где шел сам процесс разлива. Мокрые шланги, лужицы алкоголя, мутные глаза детей и стоявший над всем этим запах сивухи, который, казалось, пропитал здесь все насквозь. Наконец, мы добрались до последней комнаты, где шла закупорка полных бутылок и наклейка на них этикеток. Здесь было только четверо мальчиков. Трое уставились на нас, как только мы вошли, четвертый в это время ставил последнюю бутылку в ящик. Вот он распрямился, а затем повернулся в нашу сторону. Увидев его, я вздрогнул, не веря своим глазам. Передо мной стоял некто, очень похожий на мальчика, которого я потерял больше года назад. На Тима. Парнишка, похоже, тоже не сразу верил своим глазам, увидев меня.
– Джек, ты… жив?! – в его голосе была надежда и страх. – Ты же…
– Тим!! Парень! Я все-таки нашел тебя!
Пообедав, мы перешли в мой кабинет. Мальчишка, чистый, накормленный и одетый во все новое, пил чай со сладким печеньем. Такой же стакан стоял передо мной, но я к нему так и не притронулся, слушая рассказ Тима о его жизни в Нью-Йорке. После разбойного нападения, когда меня и труп налетчика куда-то утащили бандиты, главарь шайки и девчонка, наводчица, прихватив вещи и растерявшегося Тима, двинулись грязными задворками в глубь трущоб. Он даже не пытался сопротивляться, настолько был удручен моей гибелью. Минут через двадцать его приволокли в грязный, вонючий пустой дом, где было их логово. Заведя в одну из комнат, открыли крышку люка и столкнули в подпол. До этого момента он воспринимал все происходящее с ним, как в кошмарном сне, но сейчас, оказавшись в темноте, среди шуршащих в углах крыс, он понял весь ужас своего положения. Несколько раз Тим проваливался в тревожный, не дающий отдыха сон, потом просыпался, когда от холода, когда из-за писка дерущихся крыс. Время тянулось невыносимо долго, пока вдруг неожиданно не открылась крышка люка, и тусклый квадрат света не упал на земляной пол. К этому моменту он был готов выть от голода и жажды, но все тот же страх не дал ему сразу кинуться к спущенной лестнице, наоборот, заставил его забиться в самый темный угол. По лестнице спустилась пьяная девчонка – наводчица. У нее в руке был нож. Не успела она встать обеими ногами на пол, как Тим, неожиданно сам для себя, бросился на нее, оттолкнул и буквально взлетел по лестнице наверх, затем стрелой промчался сквозь комнаты и выскочил наружу, заметив только краем глаза костер в одной из комнат, а на его фоне темные человеческие фигуры.
Дальше он просто бежал, не разбирая дороги, из последних сил, пока не упал от усталости на грязной улочке. Она привела его к воде. Наступил поздний вечер. Не зная, куда идти, он просто сидел и смотрел на воду, которая медленно текла, огибая сваи и образовывая за ними маленькие водовороты. Голодный, уставший, но довольный, что оказался на свободе и его жизни больше ничего не угрожает, Тим свернулся клубком и заснул, а на следующий день начались его скитания по улицам большого города. Он голодал, просил милостыню, приворовывал на рынках. К зиме прибился к компании беспризорников, живших в канализации. Жили в основном кражами, но ему не нравилось воровать и он начал искать себе работу. В начале весны нашел себе работу у зеленщика. Перебирал овощи, толкал тележку, зазывал покупателей, доставлял заказы и крупные покупки на дом, но его хозяин много пил и был буен во хмелю. В конце весны, не выдержав участившихся побоев, мальчик ушел. Половину лета перебивался случайными заработками, пока случайно не набрел на эту компанию по разливу алкоголя. Здесь он проработал около шести месяцев. Это была самая лучшая часть его жизни, сказал мне Тим, за все время пребывания в Нью-Йорке.
Привыкая смотреть на мир холодным и расчетливым взглядом, от которого в не меньшей степени, чем от специальных навыков, зависит твоя жизнь, непроизвольно начинаешь мыслить этими категориями и в мирные периоды своей жизни. «Мир сквозь прицел» постепенно
