Я думал, что будет говорить Хочкинс, как облеченный властью и проводящий расследование, но вместо него неожиданно заговорил коротышка:
– Как вы все, джентльмены, знаете, среди нас нет юристов. Цель нашего выборного суда поддерживать соблюдение закона и порядка в общине. Я, мэр города и по совместительству судья, объявляю заседание суда открытым. В перестрелке участвовали три лица. Джим Тернер, шериф Самнер и…
– Джек Майер, с вашего разрешения, господин судья.
Мои слова, похоже, польстили коротышке. Он приосанился, расправил плечи, глаза заблестели.
– …Джек Майер. По причине, которую мы не могли выяснить, Джим Тернер пытался застрелить Джека Майера, когда тот разговаривал с шерифом. Предупрежденный мальчиком, Джек Майер уклонился, и весь заряд попал в шерифа. Это подтверждается признанием самого Джима Тернера. Джек Майер убил Джима Тернера в порядке самозащиты, после того, как тот выстрелил ему в спину. Это также подтверждено посмертными словами старика Тернера. Исходя из выше изложенных фактов, объявляю решение суда: признать Джека Майера невиновным. Признать Джима Тернера виновным в убийстве шерифа Гарри Самнера. Был бы он жив, его следовало повесить, но он уже наказал себя сам. На этом заседание суда считаю закрытым.
Коротышка, довольный собой, повернулся к толпе. Очевидно, он хотел увидеть впечатление на лицах его сограждан, которое должна была произвести речь. Жиденькие хлопки послышались со стороны группки женщин. Мужчины одобрительно закивали головами. Я бросил последний взгляд на тщедушное тело Джима Тернера.
«Было тридцать девять человек, а осталось тридцать семь. Вот и весь твой «подвиг», старик», – подумал я, после чего обратился к мэру:
– Я могу ехать?
Мэр, развернувшись ко мне, величаво кивнул:
– Да. Вы свободны.
Коснувшись двумя пальцами поля шляпы, я направился к своей лошади. Сунул винчестер в чехол, вскочил на коня. Посмотрел на толпу. Никто не ушел, все они все продолжали стоять и смотреть на меня. Я сидел в седле, смотрел на них и никак не мог расслабиться.
Из головы все никак не выходил дурацкий старик со своей мечтой о славе. Неожиданно в голове сформировалась мысль: «Наверно, если любому из этих потрепанных жизнью горожан дать винтовку и возможность безнаказанно убить Джека Льюиса, он бы поступил как Тернер. При этом стал бы народным героем, но никак не убийцей. Вот уж действительно ДИКИЙ Запад!»
После двух суток пути мы, наконец, увидели вдали нечто вроде маленького поселка. Подъехав ближе, остановились на пригорке и, переглянувшись, радостно заулыбались.
Мы вышли к железной дороге. С горки были хорошо видны постройки, вытянувшиеся вдоль железной дороги, которые в большинстве своем являлись загонами для скота. На одной-единственной улице были видны копошащиеся в пыли пестрые куры. Единственное здание выделялось из общей серой массы бараков своей башенкой, расположенной на середине крыши. Очевидно, это было здание железнодорожной станции. Позже, в ожидании поезда, в разговоре с охранником я выяснил, что это была не станция в полном смысле этого слова, а место, где останавливались поезда со скотом, но, купив у кассира-телеграфиста билет, любой желающий мог сесть в этом месте на поезд. Остановка поезда гарантировалась поднятым на шесте, рядом с железнодорожными рельсами, флагом.
Остановив лошадь у коновязи возле станции, я сразу наткнулся на цепкий и настороженный взгляд охранника с винтовкой в руках, наблюдавшего за нами.
– Хочу на поезде покататься. Ты не против?!
Это было сказано настолько спокойным и миролюбивым тоном, что напрягшийся при виде моего арсенала взгляд охранника снова стал сонным и ленивым.
– Если только покататься, то на здоровье.
– Где кассира можно найти? – поинтересовался я у него.
– Да где ж ему быть? У себя. Ест свой омлет. И как этому старому хрену не опротивит его жрать каждый день?
Охранник сплюнул в пыль. Секунду постояв, зевнул во всю ширь нечищенных со дня рождения зубов и вернулся в тень, к креслу-качалке. Кинув поводья Тиму, я вошел по ступенькам в здание станции. Увидел несколько скамеек и две двери, ведущие в помещения.
«Телеграфист и кассир? Или начальник станции? Где кто?»
Замешательство длилось секунду. Толчок – и ближайшая дверь открылась настежь.
– Чего надо?! – раздался старческий голос. – Не видите, я обедаю!
Я шагнул через порог:
– Не время обедать! Время продавать билеты!
– Обойдетесь! Сейчас девять утра, а поезд пройдет не раньше семи вечера!
При этом старый телеграфист даже не оторвал взгляда от сковороды с аппетитно скворчащим омлетом. Аромат еды заставил меня невольно проглотить слюну.
– Если так, то почему бы нам не позавтракать вместе?!
