происходило. Он не доставлял мне проблем, зато навел на мысль, и вот сейчас я пожинал ее плоды в виде страха на лицах людей, хотя они только слышали о Крысе.
– Кац, теперь тебе. Соберешь, что осталось, и отвезешь Геллеру.
– Чтоб у этих паршивых воров руки отсохли! Давид будет недоволен. Скажет, чем торговать?
– Пусть свое недовольство засунет себе в задницу! Так ему и передай! И еще. Мне надо в нашем районе найти контору, которая бы занялась разливом виски в бутылки и наклейкой на них этикеток. Иди! В порту буду к обеду!
Я шел по территории порта, раздраженный и злой. Похмельный синдром еще не полностью прошел, а тут еще и товар украли. Две лодки, груженные товаром! И у кого?! У меня! Вдруг мои мысли перебил раздавшийся, рядом со мной, детский голосок:
– Мистер! Эй, мистер!
Остановившись, повернул голову в сторону голоса. Рядом с грудой ящиков стоял мальчишка-беспризорник, лет девяти-десяти, по кличке Цилиндр. Свое прозвище он заработал, найдя на свалке старый, помятый цилиндр. Натолкав в него старых газет, он долгое время носил его, пока тот куда-то не пропал. Худенькое тельце, в буквальном смысле этого слова, было закручено в некогда бывшее пальто. Из-за треснувших швов воротника и под мышками торчала подкладка, а из подвернутых рукавов торчали грязные рукава мужской рубашки. Все это висело на его худеньких плечах, как на пугале. На его ногах было некое подобие обуви, сделанное из рогожных кулей и держащееся при помощи веревок, завязанных вокруг щиколоток. Картину дополняла всклокоченная, грязная шевелюра, синие с хитринкой глаза и окурок сигары, торчащий в углу рта. Судя по его довольно поблескивающим глазкам, ему уже что-то удалось украсть. Я оббежал глазами его наряд, который местный фермер постеснялся бы надеть на пугало, и заметил, что под мышкой у того что-то выпирало.
– Ну что тебе, Цилиндр?
– Прикурить не найдется, мистер?
– Курить вредно.
Цилиндр знал, что я не курю. Это был только повод, чтобы заговорить со мной.
– Мистер, а как насчет монетки для голодного мальчика?
– Будет тебе монетка, если скажешь, что у тебя под мышкой.
Лицо мальчишки сразу потеряло человечность, превратившись в морду зверька, захваченного врасплох. Он напрягся, готовый к бегству.
– Ничего у меня нет, – сказал, как отрезал.
Даже голос изменился, став глухим и злым.
– Нет, так нет. Держи монетку.
Я протянул ему ладонь. Он осторожно, словно звереныш, готовый в любой момент убежать, приблизился, затем, схватив четвертак, быстро отскочил на безопасное расстояние. Честно говоря, я был только рад этому. Пахло от мальчишки отвратительно, и я с трудом сдержал брезгливую гримасу.
– Слушай, парень, когда ты мылся в последний раз?
– Последний? – мой вопрос его явно озадачил. – Точно, не помню. А что?
– Запах от тебя… – я неодобрительно покачал головой.
– А ты не нюхай!
Мне только и осталось, что снова покачать головой на его нахальное заявление. Только я хотел идти дальше, как Цилиндр снова заговорил:
– Джон, ты бы сказал этим крысам, портовым охранникам, чтобы руки не распускали. Два дня тому назад эта старая сволочь Маккартни меня дубинкой по спине перетянул. Я ему: за что? А он смеется и говорит: ты радоваться должен. Я тебя учу. Ум через задницу вгоняю. А Тихоню сегодня ночью чуть совсем не убили.
– Его-то за что? Он совсем тихий паренек. Лишний раз рта не раскроет.
– Сам толком не знаю. Молчит. Забился в угол и трясется.
– На. Возьми для Тихони, – я протянул ему еще одну монету в двадцать пять центов.
Забрав ее, он зажал ее крепко в кулаке.
– Доброго дня тебе, Джон, – мальчишка уже развернулся, готовый уходить, как я неожиданно его окликнул:
– Цилиндр!
Он резко развернулся. Глаза настороженные.
– Слушай, а ты ничего не заметил нынешней ночью?
– Нет. Ничего. Ну, я пошел.
– Не знаешь, так не знаешь. Кроме Маккартни, кто еще из охранников к вам пристает?
– Его напарник. Длинный такой. Белобрысый. Шведом кличут. Я его только что… – тут мальчишка резко замолчал, после чего ткнул пальцем куда-то вбок. – Вон он идет, гад. Чтоб ему в ад провалиться!
Я повернул голову. Этого охранника я знал, он был из нового пополнения. Конечно, я мог бы и сам с ним разобраться, но теперь это не соответствовало
