она стоила российской казне 10–15 миллионов рублей — пятую часть всех расходов на армию. В 1850-х годах цена войны увеличилась до невероятной величины. Шестая часть всего бюджета Российской империи тратилась на войну с горцами. Однако даже таких значительных средств недоставало. «Кавказские» главнокомандующие часто просили выделить дополнительные силы и средства. Просил и Розен — безуспешно. Весной 1834 года военный министр граф Александр Чернышев сообщал барону в ответ на его просьбу о солдатах и деньгах, что ни того, ни другого Розен не получит, «без крайнего обременения государственного казначейства, несущего уже чрезвычайные расходы и пожертвования на вспоможения обширной части государства, в минувшем году неурожаем постигнутой… содержание в оном (на Кавказе. —
Петербург ждал от Розена известий о громких победах, а не занудных и неисполнимых просьб о кредите из дырявого бюджета. Но не дождался. Напротив, появились признаки ухудшения обстановки. У горцев, сплотившихся вокруг идей мюридизма, появились популярные, а главное, талантливые лидеры. «Шамиль, племянник Кази-Муллы, главнейший из сообщников сего изувера и последователя его Гамзат-бека, приобревший в горах своим фанатизмом и ненавистью к русским всеобщее уважение, после разсеяния мятежных скопищ Гамзата, скрывался в горах, — писал Розен Чернышеву в июне 1835 года. — Когда же страх, наведенный в конце прошлого 1834 года на умы дагестанцев нашим оружием, несколько разсеялся, Шамиль показался среди койсубулинцев, и начал, сперва тайно, а потом явно распространять между жителями Нагорного Дагестана зловредное учение предшествовавших ему мятежников, убеждая к тому и разсеявшихся по разным местам Дагестана мюридов. Невежественные поборники исламизма, признав своим главою Шамиля, ревностно принялись за распространение шариата». Из этой пространной цитаты становится понятно, что с двумя вождями горского сопротивления Гази- Мухаммадом (Кази-Мулла в русскоязычных документах того времени) и Гамзат-беком Розену удалось справиться: имамы были убиты, но их место занял третий имам — Шамиль, поведший борьбу с удвоенной энергией. Война грозила затянуться. Император нервничал.
Отсутствие военных побед дополнялось сведениями о бардаке в гражданском управлении. III отделение канцелярии Николая I (политическая полиция российского государства) регулярно получало сообщения о многочисленных злоупотреблениях и пороках тифлисской администрации. «Несправедливо жаловаться на свойства характера главного начальника барона Розена, он добродушен и снисходителен; доступчивостию и правдивостью в начале привлекал всех, но когда общие желания к устроению не совершились, тогда изменилось расположение, — докладывал тайный полицейский осведомитель в столицу. — По слабости или по несчастию, оказывает излишнюю доверенность некоторым недостойным; выборы его часто ошибочны. Хотя барон старается обнять обстоятельства, хотя недостатки и упущения ему известны, но по нерешимости затрудняется, и не предпринимает полезного, опасаясь, чтобы переменою или исправлением не нанести вреда. От сих разнообразных причин рождается в общем мнении жителей невыгодные понятия, сопряженные с неудовольствием и расстройством».
Разумеется, подобные бумаги попадали и на стол императора, который всегда принимал живейшее участие в «кавказских» делах. В 1837 году монаршее терпение лопнуло. Николай I засобирался на Кавказ.
Адольф Берже, один из отцов-основателей отечественного исторического кавказоведения, сравнил поездку Николая I на Кавказ с Персидским походом Петра I. Довольно точное сравнение. Николай Павлович отправился на Кавказ отнюдь не для того, чтобы попробовать на вкус минеральные воды Пятигорска. Царь чувствовал назревший кризис и хотел разрешить его в свою пользу. Возможно, он понимал: если не закончить войну прямо сейчас (в 1837 году), она может продолжаться бесконечно.
Николай I тщательно готовился к вояжу. Розен и его генералы получили приказ усилить давление на горцев. В 1836–1837 годах Отдельный Кавказский корпус «утюжил» горную поверхность Чечни и Дагестана. Вместе с тем предпринимались и дипломатические маневры, призванные перетянуть на сторону империи колеблющихся, сделать их лояльными подданными.
Намерения августейшего путешествия точно сформулированы в письме военного министра Чернышева: «Государь император, предположив обозреть в течение наступающей осени Кавказскую и Закавказскую области, между прочими видами, решившими Его Императорское Величество предпринятие столь дальнего путешествия, изволил иметь целию присутствием Своим в тех местах положить прочное основание к успокоению Кавказских Горских племен и к устройству будущего их благосостояния наравне с прочими народами, под благотворным скипетром Его Величества благоденствующими».
Путь Николая I на Кавказ пролегал через Крым. Оттуда на пароходе «Полярная звезда» император отправился к восточному побережью Черного моря и 20 сентября 1837 года благополучно прибыл в Геленджик. Здесь царь посетил лазареты с ранеными и больными солдатами. Высокий, статный государь вызывал трепетное чувство у солдат, впервые видевших российского самодержца. Некоторым особо отличившимся в беспрестанных стычках с горцами Николай I положил на грудь заветные Георгиевские кресты.
Но Кавказ встречал императора не ласково. В Геленджике разразился пожар, в тушении которого принимал участие весь гарнизон. Приложив все возможные усилия, огонь побороли. На следующий день во время военного смотра задул страшный ветер. Солдаты с трудом держали строй, фуражки уносило в море, а кричать традиционное «Ура!» было и вовсе невозможно: солдаты закашливались, отворачивали лица в сторону, казалось, они отворачивались от царя.
Далее государь продолжил свое путешествие морем. Из Геленджика отплыл в Анапу, а оттуда — в Редут-кале, где его ожидал Розен. «Честь имею
