– Есть к чему, – спокойно ответил ученый. – Поторговаться с тобой хочу, за жизнь свою.
– Ну-ну, – улыбнулся Порох и вновь отпил из фляжки. Щеки его налились румянцем. Громко отрыгивая, бандит небрежно бросил: – Все жить хотят.
– Твоя правда. Все хотят. И я хочу. И ты хочешь.
Порох пристально поглядел на него.
– Что ты имеешь в виду?
– У тебя пока только первая стадия заражения. Я думаю, она обратима…
– Постой! – оборвал его на полуслове бандит. – Ты мне тут лапшу на уши не вешай. Однажды уже навешал – про Установку. Или забыл?
– Про Установку я не врал. Неправильно был произведен запуск, я в этом практически на сто процентов уверен, не в той последовательности, какая была в инструкции, выданной мной. Вот ничего и не получилось у вас. Вы забыли о калибровке…
– Ничего мы не забыли, – как-то неуверенно ответил Порох.
– Предлагаю тебе сделку. Хорошую сделку, выгодную.
Бандит молчал, ожидая, что скажет Наука. Я тоже не вклинивался в их разговор, не понимая из их диалога ровным счетом ничего. «О какой Установке они толкуют? Да и сам факт того, что Наука знаком с Порохом, настораживает».
– Продолжай, – потребовал Порох, внимательно глядя на собеседника.
– Я начал изучать эту болезнь, – тихо говорил ученый, успокаивая своим размеренным голосом тот накал, что сейчас витал в нашем убежище. – Есть кое-какие наработки. Но не хватает научной базы. Нужны дополнительные исследования. В
– Что за лаборатория? – спросил Порох. В его голосе уже не было той стальной категоричности, только искренний интерес. – Мы не видели там никакой лаборатории.
– Хорошая лаборатория. Она скрыта от посторонних глаз. Просто так, случайно, обнаружить ее невозможно. Но я знаю путь. Там есть практически всё, что нам потребуется.
– Какую? – наконец сдался Порох. – Говори.
– Ты оставляешь всех жителей Вознесенского в покое. Ты и твои солдаты никого не тронете даже пальцем, и вы забываете про это место раз и навсегда.
– Ну, допустим.
– И их тоже не трогаешь, – Наука кивнул на меня и Валю. – Не знаю, что там у вас случилось, но это в прошлом. Взамен – я иду с тобой до лаборатории и лечу тебя. Понимаю, что торговаться с тобой за мою жизнь бессмысленно – только ты избавишься от своей беды, как тут же, даже если пообещаешь этого не делать, убьешь меня.
– Убью, – кивнул Порох.
Наш друг грустно улыбнулся.
– Ты принимаешь моё предложение?
Порох рассмеялся.
– Ты и вправду меня за идиота держишь, Наука? Только мы с тобой отсюда отчалим, как вот эти вот твои орлы нам на хвост тут же сядут и будут всю дорогу партизанить, по одному выкашивая людей из моего отряда. Нет! Не принимается предложение. Я тебе условия выставляю, ботаник! И выбора у тебя нет.
Наука промолчал, ожидая, что скажет Порох. Тот вновь отпил из фляжки, и, уже достаточно захмелев, глядя в узкое окошко, начал громко декламировать стихи:
Бандит запнулся, задумался, почесывая затылок.
– Не помню дальше. – Порох громко икнул. – А ты любишь зиму, Наука?
– Не питаю таких нежных чувств, – сухо ответил тот.
– А я люблю. Выйдешь вот так с утра на улицу, а там снежком всё присыпало, белым-бело. Красотища! И ничего больше и не надо. Только смотреть бы вот так на эту прелесть всю жизнь – и всё.
Порох подошел к ученому вплотную и прохрипел в самое лицо, дыша перегаром: