– А ты что, думаешь, я с тобой эликсирчиком делиться буду? – злобно улыбнулся Порох. – Нет, братец, не угадал! Самим еще пригодится. – Похлопав себя по животу, добавил: – Где-то читал, не вспомню уже: был чувак один, авторитетный малый, команда у него своя была. На корабле они плыли. И тут выпало им мимо каких-то морских девах плыть – русалок, что ли? Пели эти девчонки классно, просто закачаешься, и этим пением в гипноз вводили. Понимаешь? Губили все корабли, проплывающие мимо. Дык этот чувак, чтоб спасти братву свою и катерок не потопить, приказал всем уши воском залепить. А сам героически к мачте привязался. Хотелось ему послушать, как эти сирены… – во! вспомнил, сиренами их звали! – … как эти сирены поют. – Порох похлопал Науку по плечу. – Так что ты – вроде того чувака: перепадет тебе счастье ощутить всю прелесть пси-воздействия. Потом расскажешь. А чтоб ты никого не ранил в пылу чувств или себя не покалечил, мы тебя веревочкой и перетянем покрепче. От греха подальше.
– Сомнительное счастье, – выдохнул Санька. Наука заскрипел зубами, но возражать бандиту было бессмысленно.
– Порох, – крикнул я ему. – Так ведь с ума можно сойти. К чему тебе три дурака, которые уже ничего не соображают?
– Значит – не судьба, – густым, полным холода и злобы голосом проговорил Порох. Кивнул остальным: – Шевелитесь!
…Было не по себе. Я переживал за Саньку. Всерьез опасался за его рассудок. Наука прочитал это в моих глазах и лишь печально пожал плечами.
Нас крепко перевязали. Потом, подумав, связали еще и друг с другом, словно смастерили елочную гирлянду, – видимо, чтобы не разбежались. Впереди шел я, через пару метров – Наука, замыкал шествие Санька.
– Вот и отличненько! – щелкая клешней, произнес Порох. Обратился к сбившимся в кучку бойцам: – А теперь давайте, пейте все по коктейльчику – и вперед! Шпик, ты следишь за связанными. Будут падать – пинай. Смотри только, не вздумай их там оставить. Головой отвечаешь!
– Есть!
– Пошли, давай.
Вскоре мрак начал помаленьку рассеиваться, разбавляясь призрачным зеленоватым свечением. До ушей, помимо звуков шагов, стало доноситься слабое монотонное жужжание.
В горле вдруг разом пересохло. Спина, напротив, взмокла. Я попытался понять, началось ли уже ментальное воздействие на разум, но, кроме звука, похожего на трансформаторное гудение, заглушающего даже гулкое биение сердца, разобрать ничего не смог.
– Вон там, за поворотом, – шепнул Радио, по-черепашьи втягивая голову в плечи.
За спиной застонал Санька.
– Терпи, – услышал я голос Науки. Неуверенный голос, дрожащий.
«Ага, значит, началось».
Пройдя поворот, мы вышли к месту, где стены тоннеля резко расходились в стороны, образуя собой некое подобие комнаты. На противоположной стороне помещения виднелась маленькая приоткрытая дверца, откуда било фосфоресцирующее сияние.
Стены тоннеля были густо усыпаны серыми иголками плесени, словно шерстью огромных полинявших псов. Сквозь эти заросли проглядывалась небрежно выведенная через трафарет надпись:
Оглядываясь по сторонам, мы неуверенно проковыляли вперед.
Вдоль стен стояли проржавевшие шкафы, забитые не менее ржавыми инструментами – ключами, молотками, кусачками, мотками проволоки, еще чем-то непонятным. Комната предназначалась для ремонтных работ. Когда-то здесь работали электрики, о чем-то говорили, чинили кабель. Теперь остались лишь запустение и тлен. Да ржавчина толщиной с палец, покрывающая всё вокруг.
Вновь застонал Санька, и мы от неожиданности вздрогнули.
– Чего ты там?! – недовольно заскрипел Порох. – Заткнись! Радио, давай вперед.
– Но…
– Живо!
Радио, выпивший весь без остатка бутылек с антидотом, вновь поежился, но послушно прошел вперед. Следом пошли мы.
Я почувствовал, как голову начинает медленно стягивать. Знакомое ощущение, к которому невозможно привыкнуть. Сердце забилось быстрей, язык прилип к небу. И тут накатила первая волна…
Смертельный холод пронзил тело, заморозил кровь. Мутные огоньки заплясали перед глазами, выжигая сетчатку, проникая в самый мозг. Всё внутри скрутило. Пол под ногами вдруг стал мягким и вязким, подобно болотной жиже. «Живой организм! Живой и голодный!» И, словно в подтверждение моих мыслей, меня начало засасывать вниз. Черная пасть разверзлась под ногами, я стал проваливаться. Из разлома брызнули горячие опарыши и личинки, начали ползать по мне, пытаясь добраться до плоти.
Кажется, я закричал, потому что почувствовал, как меня бьют прикладом в бок. Боль чуть отрезвила, и я вновь выплыл в реальность. Наваждение прошло, но монолитный айсберг страха продолжал давить на разум. Я плакал. Где-то далеко, будто за сотни тысяч километров от меня, в густом тумане кричали Наука и Санька. Я ничем не мог им помочь.
