– Ээкх, – простонал наш младший товарищ, вздрагивая и ёжась. На лбу у него выступили крупные, мутные капли пота. Парень все еще дышал тяжело, но взгляд его прояснился. – Не надо… больше… не могу…
– Всё, всё, Санька, закончилось. Уже всё позади.
Пока мы ползали по полу, как пьяные макаки, пытаясь прийти в себя, Порох ждал, не двигаясь с места. Он лениво переводил взгляд с одного на другого, о чем-то размышляя.
– Человек – такая скотина, – наконец задумчиво произнес он, – что ко всему привыкает. Ничего, отойдете и от этого.
Наука матюгнулся. Я его поддержал.
– Шпик! – гаркнул Порох. – Давай, приводи их в сознание, и пойдем дальше. Бугай вернулся с разведки?
– На подходе, – ответил боец, помогая нам подняться.
– Ты идиот, Порох, – зло сказал я, шатаясь от слабости.
Бандит молниеносно повернулся, прищурился. Медленно багровея, прошипел:
– Повтори, что ты сказал?
– Ты всё прекрасно слышал. Но могу повторить, если хочешь.
Уголки губ Пороха поползни вниз, обнажая желтые зубы. Рука-клешня по привычке потянулась к оружию.
– Да я тебя… – попер он на меня.
– Ты неоправданно рисковал. Прежде всего – собой. Наука мог… не выдержать пси-атаки. А ведь никто, кроме него, насколько я понимаю, в лабораторных делах не сечет.
– За меня боишься? – усмехнулся бандит.
– Нет, – твердо ответил я. – Боюсь за тех, кого ты ради спасения собственной шкуры в плен взял.
Тот не нашелся что ответить. Лишь закивал головой:
– Ну-ну. Герой. Удачи.
С дальнего конца тоннеля донеслись ругань и кашель. Мы разом обернулись. В облаке серой пыли брели мутные фигуры, в призрачном свете единственного оставшегося факела похожие на вставших из могил мертвецов.
– Стой! Кто идет? – вскинул автомат Шпик.
– Свои, – ответил знакомый голос Бугая.
– Свои, свои, – подтвердил Радио.
– Ну, что там? – спросил Порох, потеряв к нам всякий интерес.
– Чисто, – ответил Бугай, отряхиваясь. – Только завалов много. Но пройти можно.
– Под Вознесенским должны уже проходить, – шепнул мне Наука.
Я неприятно удивился. Расстояние, пройденное на поверхности, даже через мутантов, по ощущениям было короче раз в пять. А тут, под землей, минуты тянулись, как остывающий гудрон, нехотя, будто нарочно желая продлить наши мучения.
– Есть обрушения потолка, но там безопасно, идти можно. Грунтовые воды близко, вот и рушится всё, – продолжил свой отчет Бугай.
Порох слушал его вполуха, сопел, зыркал сердито, угрюмо, недоверчиво косился по сторонам, словно пытаясь что-то уловить – какой-то звук или запах.
– Слышь, Бугай, тоник этот на какое время действия рассчитан?
– По-разному, – пожал плечами тот.
– Проходит. Нет? Чувствую, давить начинает на мозг, стягивает.
Бугай почесал затылок.
– Вроде нормально. Мужики, вы как?
– Нормально, – нестройным хором подтвердили те. Порох недоверчиво покосился на них. Бугай пробасил:
– Не должно еще действие пройти. Да и пси-атаки уже нет. Ушли ведь мы из тех мест.
Порох закатил глаза, болезненно произнес:
– Нехорошо мне чего-то. Ладно, двинули.
В тоннеле пахло затхлостью и пылью. Вдоль округлых стен тянулись толстые, похожие на анаконд кабели. От них исходило мерное гудение, изредка прерываемое сухим потрескиванием. Под потолком в каком-то гнилом тумане плясали большие хищные тени. По полу тоже стелилась рыхлая, как творог, плотная пелена, облепляя ноги. Местами сильно сквозило.
Первым подал голос Радио, но на него тут же зло шикнули, давая понять, чтобы он немедленно заткнулся, – проверяли помещение на наличие нечисти. Никого не обнаружили.
Комната, к которой мы вышли, отличалась от тех, что мы уже успели повидать. Тропинка для обслуживающего персонала тут была не такой узкой, в два
