Наука глубоко втянул ноздрями пахнущий соляркой и мазутом воздух и шумно выдохнул. По рассеянному взгляду стало понятно, что его что-то сильно смущает.
– Что такое? – тихо спросил я.
Сцепив пальцы, учёный глянул на меня затуманенным от усталости взглядом.
– Видишь, вот здесь, на костях отметины, – он указал на ребра. – И вот тут.
Я пригляделся. Сложно было понять, что он имеет в виду, но что-то похожее на полосы, длинные, вдоль всего ребра, несколько светлее цвета самой кости, я всё же заприметил.
– Что это?
– Следы от ножа.
– Добивали? – предположил я.
Наука так глубоко задумался, что не сразу ответил.
– Нет, – наконец произнес он и покачал головой. – Если бы добивали, то не так, следы были бы другого характера, не такие длинные. А тут ровные срезающие отметины.
– И что это значит?
– Понимаешь, следы такие, будто с тела мясо срезали. Вот так, – и он жестом показал, как должно было это выглядеть. – Так разделывают тушу животного, кромсая длинные ломти.
– Каннибалы? – выдохнул я, сам не в силах поверить в это. Наука не ответил.
Мы поднялись и отошли от жуткой находки. Санька, боясь остаться один на один со скелетом, припустил следом за нами.
– Еще этого не хватало, – пробурчал ученый. – На хвосте целая орда зомби, а тут – людоеды.
– Да ладно тебе, – попытался успокоить его я. – Может, уже никого нет из этих каннибалов.
Наука неопределенно пожал плечами.
– Нашел! – раздался радостный голос Радио откуда-то из глубины ремонтного бокса. – Нашел!
– Чего там? – спросил Бугай, поднимая автомат наизготовку.
Из полумрака на свет вышел потрепанный парнишка, сутулый, с взъерошенными волосами. Одет он был в какие-то серые лохмотья и больше походил на огородное пугало, нежели на человека. Подгоняемый автоматом Радио, незнакомец ковылял к нам с явной неохотой, испуганно взирая на чужаков, ворвавшихся в его дом. Шаркая ногами, он подошел к нам, кисло улыбнулся, сконфузился и быстро замигал глазами.
Оборванец скверно пах. Едва вонь его тела дошла до нас, как мы отпрянули в стороны, закрывая носы.
– Крепкий дух! – крякнул Наука, вытирая навернувшиеся слезы.
– Кто таков? Ох, мать твою! – закашлялся Бугай. – Где вы его нашли? – спросил он у бойцов.
Алик, видимо, уже привыкший к жуткой вони, улыбнулся:
– Под пожарным щитом, в коробе с песком притаился.
– Я ем голубей, – вдруг сказал незнакомец. И улыбнулся, обнажая желтые лошадиные зубы. Улыбка получилась жуткой. – Их мясо питательно. Весьма питательно. Варю их.
– А людей не ешь? – ощетинился Бугай. Незнакомец пропустил его реплику мимо ушей.
– Тебя как зовут? – брезгливо спросил Радио.
– Зовут? – незнакомец смутился.
– Голубем его зовут! – загоготал Порох. – Значит так, Голубок. Хочешь жить – дружи с нами. Иначе мы тебе все перышки общиплем. Усек?
Голубь резко, по-птичьему кивнул головой.
– Он же невменяемый, – произнёс Бугай, всматриваясь в бледное лицо нового знакомого. – Сумасшедший.
Порох помахал рукой перед стеклянными глазами мальчишки.
– Ку-ку, ты с нами еще? В нашей реальности?
– Да, – рассеянно ответил Голубь.
– Это ты костлявого завалил?! – вновь вклинился в разговор Бугай, хватая оборванца за шкирку. Тот испуганно запричитал, потом и вовсе заплакал.
– Спокойнее, Бугай, спокойнее, – мягко отвел его в сторонку главарь банды. – Видишь, парнишка тебя боится. Может, это и не он вовсе. Ты не бойся, малой, не бойся, слышишь?
– Не боюсь, – дрожащим голосом ответил Голубь.
– Вот и отлично. Скажи мне, дружище, в этом месте…
– Это мой дом, – сказал тот, начав нещадно обгрызать ногти на руке. – Дом. Птицы тут. Птицы.