ситуацию.
Она прикрыла Гришу полой своей куртки и украдкой помолилась, чтобы все прошло хорошо и малыш начал поправляться. Все тревоги и желания, обиды и огорчения, занимавшие ее жизнь в последнее время, теперь казались ничтожными и бессмысленными по сравнению с Витиным здоровьем. Не сданная вовремя книга, влюбленность в Мешкова – какая это суета сует, даже стыдно принимать всерьез. Дети – вот что важно, а остальное это так… Попытка заполнить пустоту.
Доктора не сказали, сколько придется ждать, и теперь Александра не знала, пора начинать паниковать или все идет по плану. Она окликнула медсестру и спросила, как она думает, скоро ли все решится, и та ответила, что в медицине нельзя делать никаких прогнозов. Как будет, так будет. Но раз пришел сам Ивлиев, добавила медсестра, то сделает все, что только возможно, чтобы ребенок скорее поправился.
Александра кивнула, но сказать ничего не смогла: во рту пересохло, а сердце колотилось так быстро, будто она пробежала кросс. Бывают такие болезни, когда самый лучший врач оказывается бессилен.
Никогда раньше она не слышала такого диагноза «инвагинация». Вдруг это совсем безобидная болезнь и она напрасно боится? Не выпуская Гришу из объятий, Александра свободной рукой достала телефон и набрала «инвагинация». Пальцы дрожали, картинка на экране прыгала, и Александра едва понимала смысл слов.
Она зажмурилась, медленно выдохнула, приказала себе сосредоточиться, и лишь тогда получилось прочесть, что инвагинация это особый вид кишечной непроходимости, причиной которой является внедрение одной части кишечника в другую. Сейчас доктора пытаются расправить кишку консервативно, но если это не получится, то придется делать серьезную операцию. Александра стиснула зубы, чтобы не заплакать: как это, оперировать такого маленького? Как он перенесет наркоз? Как будет потом жить?
Тут подошла медсестра и сказала, что Витю перевели в палату, пусть Александра оставляет верхнюю одежду здесь и поднимается ухаживать за ним.
Витю, как докторского сына, положили в отдельную палату и как раз вкатывали туда детскую кроватку, когда Александра с Гришей поднялись.
– Ну что вы, – засуетилась Александра. – Зачем это, мы бы и в общей полежали.
– Ладно, ладно. – Сестра уложила спящего Витю в кроватку. Александра кинулась к ребенку и даже в тусклом свете ночника увидела, что выглядит он гораздо лучше.
Сестры сказали, если проснется, не давать ни пить, ни есть, и что доктор еще зайдет. Потом они ушли. Александра уложила Гришу на большую кровать, не слушая возражений.
– Все позади, милый, – сказала она, хотя сама еще не осознала это до конца. Не верилось, что опасность миновала. – Сейчас нам всем надо отдохнуть. Ты ложись и спи, а мне все равно еще надо с доктором поговорить, кое-что поделать… А потом я поверх одеяла прилягу.
Гриша нехотя согласился, но раздеваться не стал, лег, не разбирая постели, к самой стенке и головой в ноги кровати, заметив, что если они лягут «валетом», то друг друга совершенно не стеснят.
«Лег спать, и на том спасибо», – подумала Александра и не стала спорить, только укутала покрывалом моментально задремавшего мальчика.
Она села возле кроватки Вити, посмотрела на его спокойное личико, на забинтованную после капельницы ручку, и сердце сжалось так, что она едва не потеряла сознание.
При мысли, что она могла бы принять Витину болезнь за обычные «зубки» и не пойти в больницу, Александра почувствовала такую пустоту, будто летит в страшную черную пропасть. А если бы это случилось в другой день, когда Виктор ночевал с детьми один? Хватило бы у него ума в конце концов сообразить, что сын серьезно болен? Или, когда Витя совсем обессилел, он бы только обрадовался, что малыш не кричит и можно наконец поспать?
Господи, как можно было вообще подумать, что он один способен смотреть за маленьким ребенком? Да он с Катей никогда не оставался, только с умным видом давал идиотские советы. Раз учится в медицинском вузе, то лучше всех знает, как ухаживать за детьми. Например, нельзя к ним вставать ночью, чтобы не избаловать. Будто младенцы – это адски дальновидные манипуляторы. И вот этот эксперт наделен единоличными полномочиями в ночное время, какой ужас!
Александра передернулась. Чтобы немного успокоиться, легонько пожала Витину пяточку. Гриша повернулся во сне и пробормотал что-то неразборчивое. Она встала, поправила на нем покрывало и вернулась к кроватке Вити. Тот спал с серьезным и сосредоточенным лицом, чуть нахмурясь, как часто спят маленькие дети.
«Сыночки мои», – вдруг пришла спокойная и ясная мысль, и все стало на свои места.
Судьба подарила ей двоих сыновей именно в то время, когда молодость с глупыми порывами и мечтами уже прошла, но она еще полна сил и сердце ее спокойно. Ей выпало великое счастье – не тратить опыт своей жизни вхолостую, а передать детям.
Дура, еще дни свободные себе выторговывала, а потом вообще хотела отказаться! Собственными руками отпихивала от себя то единственное счастье, которое действительно счастье.
Александра вздохнула. Книги эти чертовы, кому они нужны? Кто станет их читать через… да через год уже никто не станет! Мешков со своей якобы
