Лариса Васильевна уйдет, как мы будем график закрывать?
– Сонечка, но вы же такие молодые! – встрял Стрельников. – Вы сами, этот парень из поликлиники, потом, интерн! Господи, да вы должны просто жить на работе, хвататься за все, чтобы набираться опыта!
Соня покачала головой и посмотрела на начмеда. Он был хороший и добросовестный доктор, и она надеялась получить от него защиту. Надеялась, что он предложит остановиться и забыть всю историю, но начмед молчал.
– Сонечка, мы понимаем, как тебе тяжело, – продолжал Стрельников в совершенно отеческой манере. – Ты стала заведующей отделением еще совсем молодой, неопытной, и тебе трудно пока принять, что на этой должности нельзя быть для всех хорошей. Ты неплохо справляешься, моя девочка, но если ты и дальше хочешь заниматься руководящей работой, нужно понять, что иногда приходится быть жесткой и говорить людям совсем не то, что они хотят от тебя услышать.
«Черт возьми, он прав, – подумала Соня. – Он абсолютно прав!»
Она решительно сняла руку Виктора Викторовича со своего плеча.
– Лариса Васильевна остается.
– Что?
– Лариса Васильевна остается, – повторила Соня. – Она не совершила никакой ошибки, напротив, спасла человеку жизнь, избавив нашу больницу от крупного судебного иска. Я не стану отправлять на пенсию прекрасного доктора.
Главврач нахмурился.
– София Семеновна, вы, наверное, не совсем поняли, о чем мы говорили! – Елей из его голоса совершенно пропал.
– Отчего же, прекрасно поняла. Только как руководитель подразделения я прошу вас пересмотреть свое решение. Видите ли, если история пойдет на экспертизу в другое учреждение, то нет ни малейшего шанса, что там признают действия Ларисы Васильевны ошибкой. Ни малейшего.
– С какой стати она пойдет на экспертизу?
– Ну если вдруг тема пенсии не прекратится. Послушайте, самое лучшее, что можно сейчас сделать, – это поставить точку, – сказала Соня. – Никто не виноват в том, что у больного возникло осложнение. Такое бывает, и упрекать оператора нельзя. Сегодня у Виктора Викторовича так вышло, завтра у меня. К сожалению, это жизнь, она не дает никаких гарантий. Весь вопрос в том, чтобы эти осложнения своевременно распознать и исправить. Лариса Васильевна это сделала, и надо ее благодарить, а не отправлять на пенсию.
– То есть вы отказываетесь выполнять мое распоряжение? – уточнил главврач.
Добрый человек, он дал ей шанс остаться отличницей. Просто надо сказать, что она доложила свою точку зрения, но сделает так, как ей приказывают. Что, конечно, главврач с начмедом и со Стрельниковым втроем намного умнее ее одной, и им лучше знать, как надо поступать.
– Да, отказываюсь, – тем не менее сказала она. – Больше того, если кто-то за моей спиной предложит Ларисе Васильевне написать заявление, я обращусь в вышестоящие инстанции. А там, уж поверьте, никто и никогда не станет порицать хирурга за то, что при подозрении на массивное кровотечение он взял пациента в операционную.
– Я вас услышал, – процедил главврач, и Соня вышла из кабинета.
Кажется, она сказала «нет» впервые в жизни. Пошла против руководителей, против людей, которые гораздо ее старше, умнее и опытнее. Сейчас ее поддерживает сознание своей безусловной правоты, но вдруг она что-то не учла, что-то недосмотрела? Вдруг Лариса Васильевна действительно уже слишком пожилая, чтобы дежурить сутками?
Соня чувствовала себя будто вышвырнутой за дверь теплой и уютной комнаты в снег и метель. Темно, холодно и страшно, но надо идти, потому что обратно уже не пустят.
И все же это совсем другой страх, чем вчера!
Она заставила себя рассмеяться, достала телефон, чтобы рассказать Герману о своих приключениях, но вспомнила, что накануне рассталась с ним. Он сказал, что будет ждать до Нового года, так, может быть…
Нет, Герман хороший человек и не заслуживает, чтобы ему морочила голову какая-то свиристелка только потому, что ей приятно с ним поболтать. Ну и целоваться тоже было очень приятно, вдруг вспомнила Соня с такой ясностью, что покраснела.
Расставание с Мешковым далось Александре тяжелее, чем она думала, и намного труднее, чем в первый раз. Она полностью очистила айпад от всех свидетельств своего с ним знакомства, письма, диалоги, фотографии, все было безжалостно уничтожено, так же как и записи его композиций. Но это не помогло. В памяти всплывали даже моменты, которые она считала забытыми.
Это происходило внезапно, будто удар ножом, и Александра откладывала работу, зажмуривалась и пережидала, пока боль отпустит. Оказывается, у них с Мешковым было столько всего хорошего… Поход в Эрмитаж, как она могла о нем забыть? Когда Всеволод сразу рванул в рыцарский зал и полдня торчал там возле оружия, а Александра отчаянно скучала, но изображала заинтересованность. Так она всю жизнь делала в музеях, сначала с родителями, потом с Катей, потому что интеллигентный человек должен восхищаться изобразительным искусством. Почему-то после Эрмитажа у нее сильно заболели ноги, и Всеволод отвел ее в кафе весьма богемного вида, и там, под прикрытием скатерти, положил Александрины ноги себе на коленки и так хорошо размял
