– Ну скажу ему, что ты не обязана сидеть с его ублюдками. Пусть ищут няньку, как делают все нормальные люди в подобных ситуациях.
– Нет, папа, ни в коем случае! Я, наоборот, хочу снова выйти за Виктора замуж.
– Ты его простила? – изумился папа.
Ну вот опять, вздохнула Александра. Вечно это прощение, будто оно что-то меняет. Все равно ведь дело сделано, и исправить нельзя.
– Слушай, – продолжал папа, – ты у нас воспитывалась с прицелом на крепкую семью, любовь до гроба и все такое, так что, когда ты сказала, что помогаешь Виктору с детьми, я сразу стал подозревать, что эта крепкая семья снова тебя засосет. Что ж, ты взрослая женщина и можешь поступать как считаешь нужным. Мы примем этого козла обратно в семью и слова не скажем про его подвиги. Вы с ним снова полюбили друг друга – ради бога, женитесь! Ты готова к тому, что периодически будешь обнаруживать шлюх в своей постели – на здоровье, вперед! – Папа говорил все громче и громче и наконец встал и стал расхаживать по комнате. Витя смотрел на него с большим интересом. – Твой муж раскаялся, осознал, просветлился и завязал с изменами? Великолепно, ничего нельзя пожелать лучше! Совет да любовь! Так?
– Так.
– Хрен там, а не так! – рявкнул папа. – Если бы это было так, Витя не превратил бы тебя в прислугу! Он бы ни за что не позволил тебе войти в этот дом, куда раньше таскался украдкой от тебя! Когда любишь человека, ты его не оскорбляешь! Ты не заставляешь его жрать свое говно.
– Слушай, – вдруг решилась Александра, – а ты можешь сказать мне правду?
– Могу.
– Просто правду. Абстрагируйся от всего, от Вити, от моего замужества, вообще от всего, а просто скажи, как было. Клянусь тебе, я буду молчать, что бы ни услышала.
Папа отстранился и взглянул на нее с интересом.
– Мне это очень важно, чтобы принять правильное решение…
– Да хватит уже нагнетать!
– В общем, папа, Альбина Ростиславовна призналась мне, что у тебя тоже был роман.
– Так…
– Что ты вроде как хотел даже уйти из семьи, но потом одумался.
– Откуда она взяла такую чушь?
– Якобы мама ей жаловалась. Это правда?
– Нет, Сашенька, – папа улыбнулся, – тут я могу тебе с полной ответственностью сказать, что это наглое вранье. Мне не веришь, давай у мамы спросим.
– И ты никогда ей не изменял?
Папа покачал головой.
– И неужели никогда не хотел? – наседала Александра.
Отец вздохнул тяжело и тоскливо, нахмурился, покачал головой. Подойдя к манежику, взглянул на Витю с лаской, и когда убедился, что ребенок не боится, взял его, усадил к себе на коленку и стал покачивать. Малыш пришел в восторг, расхохотался так, что Александра даже чуть-чуть заревновала.
– Не разгуливай его.
Но куда там… «Ты тоже его полюбишь, – подумала она, – только что ж молчишь? Что ж не утверждаешь, что никогда не хотел изменять? Просто не та тема, которую дочь может обсуждать с отцом? Или не хочешь лгать?»
– Прости меня, Саша, я забыл, а вернее, не подумал, что когда человек узнает вкус подлости и предательства, он начинает видеть его везде, а хуже всего, что оно перестает ему казаться чем-то страшным.
– В смысле?
– Грех обесценивается, понимаешь? Не мы такие, жизнь такая. Раз мне изменили, значит, всем изменяют, на меня донос написали – пишут все и на всех, ну и так далее. Я полагал, что раз ты получила удар уже взрослым, состоявшимся человеком, то он не изменит твоего мировоззрения, но, видно, ошибался. Саша, ну вспомни, неужели у тебя хоть когда-нибудь, хоть на секунду возникали подозрения, что у нас с мамой что-то неладно?
– Нет. Но у меня и про Витю ничего такого не возникало.
Отец перестал качать ногой, но малыш уже сосредоточился на затейливых пуговицах его скандинавской кофты и усердно крутил одну из них. Александра вспомнила, где лежит рабочая коробка, чтобы сразу пришить пуговицу, если что. Запасных таких не найти.
– Об этом я тебе и говорю, – продолжал отец. – Везде теперь мерещится гниль и червоточина. Это нормально, доченька, но надо потихоньку выкарабкиваться из этой ямы.
Александра улыбнулась и пожала плечами. Папа прав, но разве она не оказалась у разбитого корыта именно потому, что видела в людях одно хорошее?
– Вот я и думаю, как тебе сказать, как достучаться, чтобы ты мне поверила по-настоящему, а не через силу, только потому, что я твой отец?
