Девушка невольно отшатнулась. Скинхед был огромный, яростный, и пах раскаленным металлом.
– Смотри, – мягко и нежно сказал Убер. Протянул Герде руку ладонью вверх. – Видишь?
– Плоские ногти? – Герда не знала, что он имеет в виду. Но это было бы… логично. Убер ведь человек, правда?
Убер улыбнулся. Мягко.
И медленно перевернул руку – ладонью вниз.
Герда опустила взгляд. Подняла, посмотрела на Убера… снова опустила.
Вскрикнула.
Ногтей на руке Убера не было.
– Кажется, я не совсем человек, – мягко сказал Убер. Улыбнулся Герде. – По крайней мере – по Платону.
Герда не знала, что сказать. Сердце почему-то ныло, сжималось в груди.
– Это… – она помедлила, кивнула на Ахмета, поднявшегося на четвереньки. – Это он сделал?
Убер усмехнулся.
– Что ты. Чтобы пытать меня лично, нужно иметь стальные яйца. Этот может только смотреть. Вуайерист хренов. Это сделал его человек.
– А где… тот человек?
Убер пожал плечами.
– Там, куда я его отправил.
Скинхед повернулся к бывшему царю. Тот сел и прислонился спиной к кирпичной стене – бледный, как смерть. Белое пятно на рыжем.
– Как звали того типа? Что со мной на ножах пластался?
Ахмет, хрипло:
– Ра… Рамиль…
– Громче!
– Рамиль.
Убер выпрямился, сплюнул в сторону.
– Я уверен, после смерти вы оба с Рамилем попадете в Ад. Но знаешь, в чем разница? Он будет в Аду для настоящих мужиков. А ты, говно, в Аду для таких же, как ты, трусливых пидарасов.
Убер пошел на него. Ахмет сжался в комок.
– Вставай, говно! И успокойся. Я не буду тебя убивать. Хотя стоило бы. Я дал слово твоему отморозку-телохранителю. Суровый был мужик. Едва меня не уложил.
Ахмет смотрел с ненавистью. Казалось, еще чуть-чуть и его взгляд прожжет в скинхеде огромную сквозную дыру. Бывший царь сплюнул кровью, растянул губы в улыбке.
– Рамиль? – сказал он. – Жаль, что не уложил!
«Он вне наших разборок. Идет?»
«Он вне наших разборок».
Убер остановился, посмотрел на Ахмета. Усмехнулся.
– Можешь сказать ему спасибо. Он своей жизнью выкупил твою. Гуляй, Ахмет-Вася.
Герда и Комар молчали. Таджик невозмутимо вынул из сумки остатки веганских брикетов и аккуратно нарезал на дольки. Достал помятую пластиковую бутылку с водой и начал разливать по стаканчикам.
Молчание все длилось.
– Все! – скомандовал Убер. – Представление закончено. Всем жрать, пить, отдыхать. Я на часах. Комар, следующая смена – твоя. Потом Таджик. Герда, – он помедлил. – Перевяжи, пожалуйста, этого… простоцаря.
Над громадой лютеранской церкви плыла огромная луна, словно из старинного комикса про оборотней. Ярко-желтая и дырчатая.
Тучи разошлись, небо прояснело, и теперь Убер видел звезды. Блеск их резал глаза, точно полированные алмазы впивались в хрусталики глаз.
Заснеженная линия Васильевского острова. Тишина. Убер опустил взгляд и обнаружил, что провалился в снег по колено. Он услышал смешок и поднял голову.
Мандела стоял, улыбаясь.
– Может, я твое чувство вины? – сказал Мандела. И засмеялся, словно это была чертовски удачная шутка…
Убер вздрогнул и открыл глаза. Некоторое время он лежал в темноте, но не мог избавиться от ощущения, что рядом кто-то есть. Мандела. Юра. Эх, брат.
