(поиглаем?)
– Кто там? – снова спросил детский голос. От звука этого голоса зашевелились волосы на затылке. Комар отступил от веганца… замер…
Куда спрятаться?! Куда бежать?!
Шорох все приближался. Что-то огромное, тяжелое, мягко двигалось в темноте к нему, к Комару.
– Где ты? Человечек! Давай поиглаем. Ну, пожа-а-ауста!
Комар представил, как там, на одном из щупалец огромной твари, свисает хрупкое тело девочки лет пяти… Глаза как кровь…
Представил – и побежал.
Глава 7
Бегство из рая-2
– Рассудок, плачь, ты – колокольчика рыданье. Ведь караван моих надежд…
Ахмет дрогнул лицом, уперся ладонью в холодную бетонную стену.
– …уходит в дальнее скитанье…
Желудок мучительно сжался, Ахмет напряг мышцы, чтобы не обделаться – позорно, недостойно мужчины и правителя.
Царь. Я царь.
Тогда и веди себя, как царь.
Он снова почувствовал, как стены сжимаются вокруг него, словно в спазме. Словно взбунтовалась не только его прямая кишка, а этот тоннель – длинный, ледяной, темный, – изгибается и сжимается вокруг него, Ахмета, как податливая, упругая резиновая кишка.
«Я внутри червя, – подумал он внезапно. – Мы все живем внутри гигантского червяка».
Который прогоняет через себя землю и грязь, кубометрами и кубометрами – чтобы в итоге переварить кого-то вроде него, маленького мальчика Ахмета, который называет себя царем Площади Восстания.
«Когда я наконец вырасту и начну ощущать себя взрослым?»
– Мой господин, – старик Мустафа неслышно материализовался рядом, протянул полотенце. Ахмет вздрогнул, с усилием оттолкнулся от стены. Хватит, хватит, приди в себя. Взял полотенце и вытер холодное, лишенное чувствительности, словно бы пластиковое лицо.
Касание шершавой жесткой ткани полотенца привело его в чувство.
Давай, Ахмет. Давай, царь. Ты взрослый. Действуй.
Он в последний раз провел полотенцем по лицу, затем бросил его Мустафе. Лови, старик.
Тот неловко, узловатыми старческими пальцами, поймал. И тут же выронил. Наклонился поднять. Ахмета на мгновение охватил гнев. Чертов старый болван! Толку от него…
Ахмет замер.
Мустафа смотрел на него в упор. Когда понял, что замечен, отвел взгляд. Обычной покорности в этом взгляде не было. Ни на грош. Куда подевалось извечное: «Да, господин. Как прикажете, господин»?
– Молодой господин, – Мустафа снова посмотрел на него. В этот раз обычным, вопрошающим взглядом старого слуги. – Нам лучше не задерживаться.
Ахмет помедлил и кивнул.
…уходит в дальнее скитанье.
Он заставил себя встряхнуться.
– Быстрее. Рустем!
Прежде чем покинуть станцию, нужно было пройти блокпост приморцев. Они ждут нападения из тоннеля, а не со стороны станции, но – все равно. Задача непростая. Тем более сейчас, после объявления военной тревоги…
– Быстрее! – он шагал по платформе.
Позади хрипло, с присвистом дышал Мустафа.
Голова болела. Ахмет потер висок, там билась набухшая вена. Отец под конец жизни мучился давлением, слабел на глазах. А ведь когда-то лично выходил на поверхность вместе с диггерами. И даже однажды взял с собой маленького сына, его, Ахмета Второго. Отец был сильный. Маленький Ахмет считал тогда, что его отец – круче всех на свете. Даже круче мифического Блокадника. Или того чудовища…
Ахмет сглотнул. Он вдруг снова, до мурашек в затылке, вспомнил тот выход с отцом на поверхность. Целая бригада диггеров охраняла их тогда. Отца, грузного, тяжелого, с оружием. И его – десятилетнего мальчишку в противогазе. И как они встретили… это. И как бежали в ужасе.
Зловещая, огромная темная фигура, шагающая по забитой ржавыми машинами улице.
По Невскому проспекту.